...Луна поднялась высоко над горизонтом, было тихо.
Метр Ганзелиус все уменьшался, и снова стал таким маленьким, что я с трудом мог разглядеть его среди травинок.
Потревоженные шагами, в воздух взлетали сонные божьи коровки; я боялся, что они собьют Учителя с ног или подхватят и унесут неизвестно куда.
Голос метра Ганзелиуса пресекся. Изо всех сил напрягая слух, я различал только его слабое усталое дыхание. Потом он снова заговорил:
- В молодости, когда я был кузнецом и не превратился еще в воздушного человека, бывало, я взваливал на одно плечо десять пудов железа, на другое сажал мою милую женушку Эстер, которой нет больше на свете, а на закорки всех наших десятерых парнишек... Теперь мне в тягость даже воздух...
Серебряная луна горела в небе. Вдруг, я увидел очень близко дом из старых бревен, сплошь поросших мхом. Квадратное окошко поблескивало низко над травой. Чернела дверь, припертая рогатиной. Перед домом росла ель, на ней, уцепившись за шишку, как принято у этих птиц, висел Клест.
На коньке черепичной крыши вертелся металлический флюгер с чугунным кованым драконом. На флюгере, нахохлившись, сидели огромный черный Ворон и Голубь, которого я сразу узнал. Ворон взмахнул крыльями, клювом оттащил рогатину и открыл дверь.
Войдя в дом, я очень обрадовался, увидев метра Ганзелиуса, которого потерял было из виду.
Учитель стоял на дощатом полу, в столбе лунного света, где метались, плясали, бесновались тысячи пылинок.
Внутри дома луна, казалось, светила еще ярче, чем на лугу. Круглое ее, не то плачущее, не то улыбающееся лицо заглядывало в окошко.
Передо мной возвышался горн с открытым горнилом, где серебрилась зола. На полу валялись косы, мечи, латы, ржавые подковы коней-великанов, каких в наше время и не увидишь.
Метр Ганзелиус стал уже меньше фасолины. Несмотря на это, я ясно различал его лицо, каждая черточка которого была высветлена луной.
- Добро пожаловать, сынок! Устраивайся, - сказал метр Ганзелиус.
Я разглядел деревянную кровать, где легко уместились бы не один, а несколько великанов. Рядом с ней стоял дубовый чурбак в два обхвата, на нем ведерная кружка и под стать ей подсвечник с оплывшей свечой.
- Там спал я с моей женушкой и нашими сыновьями, - сказал метр Ганзелиус. - Теперь дети разбрелись по свету. Эстер умерла от горя, когда младший наш, бедный Сильвер, окаменел. ...Сильвер ...серебряный. Мы с Эстер все мечтали, какой чудесной будет его жизнь, а оказалось... Пусть тебе будет хорошо здесь, сынок...
Я пошел в ту сторону, откуда из полумрака доносился слабый голос Учителя. У бревенчатой стены примостился крошечный домик.