— Так рисковать! — не унимался студент. — Сырость, туман!
— Да вам-то какое дело? — обозлился Платонов.
— Как — какое? Мне же перед дядечкой за нее отвечать. Да и поздно. Спать, спать, спать. Я вас, тетечка, провожу и буду всю ночь у двери дежурить, а то вы еще снова выскочите и непременно живот застудите.
* * *
Утром, после очень холодного прощания («Она еще на меня же и дуется», — недоумевал Платонов), Вера Петровна сошла с парохода.
Вечером легкая фигурка в светлом платьице сама подошла к Платонову.
— Вы печальны? — спросила она.
— Нет. Почему вы так думаете?
— А как же… ваша Вера Петровна уехала, — зазвенел ее голос неожиданно дерзко, точно вызовом.
Платонов засмеялся:
— Да ведь это же тетка вашего приятеля, холерного студента. Она даже похожа на него — разве вы не заметили?
И вдруг она засмеялась так доверчиво, по-детски, что ему самому стало просто и весело. И сразу смех этот точно сдружил их. И пошли душевные разговоры. И тут узнал Платонов, что капитан — отличный человек и обещал отпустить ее осенью в Москву учиться.
— Нет, не надо в Москву! — перебил ее Платонов. — Надо в Петербург.
— Отчего?
— Как отчего? Оттого, что я там!
И она взяла его руку своими худенькими ручками и смеялась от счастья.
Вообще ночь была чудесная. И уже на рассвете вылезла из-за трубы грузная фигура и, зевая, позвала:
— Марусенок, полуночница! Спать пора. Это был капитан.
И еще одну ночь провели они на палубе. Луна, подросшая, показала Платонову огромные глаза Марусеньки, вдохновенные и ясные.
— Не забудьте номер моего телефона, — говорил он этим изумительным глазам. — Вам даже не надо называть своего имени. Я по голосу узнаю вас.
— Вот как? Не может быть! — восхищенно шептала она. — Неужели узнаете?
— Вот увидите! Разве можно забыть его, голосок ваш нежный! Просто скажите: это я.
И какая чудесная начнется после этого телефона жизнь! Театры, конечно, самые серьезные, ученые лекции, выставки. Искусство имеет огромное значение… И красота. Например, ее красота…
И она слушала! Как слушала! И когда что-нибудь очень ее поражало, она так мило, так особенно говорила: «Вот как!»
Рано утром он вылез в Саратове. На пристани уже ждали его скучные деловые люди, корчили неестественно приветливые лица. Платонов думал, что одно из этих приветливых лиц придется уличить в растрате, другое — выгнать за безделье, и уже озабоченный и заранее злой стал спускаться по трапу. Случайно обернувшись, увидел у перил ее. Она жмурилась сонным личиком и крепко сжимала губы, словно боялась расплакаться, но глаза ее сияли, такие огромные и счастливые, что он невольно им улыбнулся.