А «сволочь» вдруг говорит голосом Сашки:
— Точка, точка, запятая, минус — рожица кривая. Ручки, ножки, огуречик... Все у тебя на месте, вставай! Рожица кривая! Конверт помял, все-таки!
Я расплываюсь и думаю, что надо же — ведь всего месяц как познакомились, а уже прикипели друг к другу. Но сердито спрашиваю, что это за фокусы. Он мне начинает молоть чепуху про: как лежал он на диване, читал какую-то макулатурную книжку, как там один шевалье на дело идет, а товарища своего дома оставляет, как тот, само собой, не сидит дома, а идет следом, как потом такое начинается, что без товарища этому самому шевалье точно бы каюк пришел. Он городит мне все это и массирует плечо. Утешает, что «трофею» моему еще хуже — лежит себе.
«Трофей», то бишь Цеппелин, перестает нюхать асфальт, встает на четвереньки и трясет головой, начинает ориентироваться во внешнем мире. И спрашивает:
— Легавые?
— Проницательный! — радуется Сашка, дуя на ободранные костяшки пальцев...
— Закурить дадите? — спрашивает Цеппелин. Девушки его любить не будут. Точно! Во всяком случае, с недельку. Теперь у него «лицо в клеточку». Здорово по асфальту проехался.
— Мы как-то не употребляем, — говорю.
— На допросе в кино всегда предлагают курить.
— Так то в кино, и то на допросе! — Я ловлю у себя интонации Куртова при его разговорах со мной... — А вы не в кино. И не на допросе. Просто... пригласили для дружеской беседы.
— В этот допр!
— Это райотдел внутренних дел, — мягко поправляю его и «стреляю» сигарету у дежурного для Цеппелина.
— Бедно живете, — говорит Цеппелин. — Что, с фильтром не нашлось? У меня от «Шипки» изжога... А это кто? Я его знаю, видел как-то.
— Это свидетель, — объясняю.
Сашка делает кольцо большим и указательным пальцем. Мол, да — свидетель, и еще какой!
А я думаю, что про изжогу от «Шипки» Цеппелин мог ввернуть не просто так. Или это снова моя «мешанина»? Слишком сложно. У него сейчас голова скорее всего занята тем, как выбраться из сегодняшней ситуации.
— Так расскажите нам, дорогой товарищ, как вы определили, что мы с вами разного поля ягоды.
— Сумка хипповая, «диск» свежий, а сам — в костюмчике гэдээровском за полста. Явная лажа! — охотно объясняет Цеппелин. Как же ему не показать, что он мудр, а кругом недоумки какие-то. Еще он зевает. И говорит:
— Слушайте, мне в одиннадцать нужно быть в одном месте.
— Ничего не получится, — вздыхаю я. — В одиннадцать вы будете в другом месте.
— Не имеете права! Это незаконно!
— Законно, законно, — успокаиваю я его... и себя. — Групповое избиение, злостное хулиганство. Еще как законно!