— Я Дробышева дождусь! — лезет в бутылку Светлана.
Бурилов пожимает плечами — сама же напрашиваешься! И демонстративно сосредоточивает внимание на Михаиле Сергеевиче Федорове.
Я спрашиваю:
— Когда вы двадцать шестого вечером были у Гатаева, телефон звонил раза три или три раза? Только точно. Подумайте.
— Что тут думать! Три, точно! Я же еще тогда сказал.
— А вот такая штука вам на глаза не попадалась? — И достаю четки.
Он как-то странно замолчал. Потом говорит:
— Где именно?
— На табурете. Рядом с машинкой.
— Нет. Я бы ее заметил, штуку эту. Ну, четки. Я как раз, когда в гости прихожу, не знаю, куда руки девать. У Гатаева их не было. Но...
— Что?!
— Знакомая финтифлюшка! — говорит Ю. А. Дробышев, сдирая с себя насквозь мокрый пиджак. — Дождина хлещет!.. А-а, чайком балуемся! — И берет у Бурилова четки. — Что, опять он здесь?!
Светлана подскакивает к и. о. редактора и тараторит, жалуясь на Бурилова. Бурилов хило ухмыляется и возражает, что автор — старый испытанный рабкор, что немного суховато, но тема актуальная — школьники на производстве, и типография на дыбы встанет, если опять опоздаем со сдачей номера.
— Я тебе опоздаю! — отрывается от чая «старик». Ему, ответственному секретарю, первому принимать удар и с типографией сражаться.
— Я же говорю! — говорит Бурилов.
— Старики! Ну что вы, старики! — увещевает пожилая очаровашка Сидорова.
А мрачноватый тип (Селихов, наверно) продолжает с машинисткой прихлебывать чай — не обращает внимания, привык.
Дробышев просматривает письмо, накаляется:
— А-а! Старый испытанный рабкор, говоришь?! Это ты его в печать подписывал, когда он писал «шефы на турнепсе складывали корнеплоды корнеплодами вниз»?! Нет, ты отвечай!
— Старики! Ну, перестаньте! Ну, старики!
— И что «энцефалитный клещ нападает на подмышки и пах»?! И что «лучшая защита — самоосмотр и взаимоосмотр»?! Нет, ты мне отвечай! Тоже ты в печать подписывал?!
Бурилов кричит: «Ах так?!» Ю. А. Дробышев кричит: «Ах, тебе еще не нравится?!» Сидорова кричит: «Старики, ну прекратите!» И «старик» кричит: «Я вам опоздаю! Чтобы в типографии как штык!» И обливает кипятком мрачноватого Селихова. И тот тоже кричит... И Светлана быстренько впадает в состояние «луп-луп».
Я все-таки рискую вклиниться и спросить:
— Кто он?
— А?! — спрашивает Ю. А. Дробышев. — Вы о чем?! И вообще, что вы здесь делаете, товарищ?!
— Я про четки. У вас в руках. Вы их узнали. Откуда. Чьи они?
— И я тоже хотел сказать, — подключается Бурилов. Ему перемена темы — манна небесная. — Юрий Александрович, помните эти четки? У Пожарского? Помните?