dnl (Ср, 41) - страница 51


     Пока я бежал, за десять секунд, эта мысль пронизала меня почти до мозга костей. "Я должен найти её! Любой ценой. Несомненно".


     


     ***


     ...Подбегаю к таксисту, спрашиваю, повезёт или нет. Он говорит, большая она, эта улица, мой господин, куда? Я говорю – на твой выбор, пусть, как в бою, решит аллах. В конце концов, все мы – всего лишь истории в хрустальном шаре, которых нет. Он как-то странно на меня посмотрел, давай, говорит, поехали. Ну давай!.. Присмотрелся, а у таксиста набитые кулаки. Видимо, тоже стукался. Он резко сорвал машину с места, я – замер на миг – мгновенно вдохнул холодного воздуха, используя нос как инструмент, прямо в живот на четыре пальца вниз и – вглубь, от пупка, – и, замерев, резко выдохнул через образованную сжатыми от ужасного напряжения зубами неровную щель: "Сссы, сссы!" Как второй слог в китайском названии столицы России. Мо-сы-кхэ.


     Потом повернул к нему голову, начав движение, как учили в армии, не шеей, а от бёдер, и всем телом, вкручивая таз. Голова – прекрасное оружие, тяжёлой головой можно нанести очень хороший удар, только надо закрыть глаза. Кто их знает, кто тут есть кто. Каждая клетка моего тела вибрировала, предчувствуя опасность. Я жаждал.


     ...И вот я сижу с ним рядом, уже стало смеркаться, мы едем. Впереди величественные горы – слева и справа – у их подножия красивые, утопающие в деревьях улицы. Деревья высокие, какой породы не знаю, на Кавказе таких нет, некоторые до пятого-шестого этажа, туман. Когда-то тут был совсем не Китай, подумал я, а большое и прекрасное древнее княжество Дянь, принадлежащее Тибету. Небо над ним было более синим, чем в других областях, а реки – более прозрачными. Альтернативная история говорит, что жители его находились на высочайшем уровне развития культуры уже в III веке. Разумеется, до нашей эры. Сколько тайн спрятано здесь, сколько сил...И как их все найти? В наших повседневных крысиных гонках и тараканьих бегах.


     Внезапно порыв ветра опасности в моём пространственно-временном континууме подул так, что весь этот узор моих мыслей распался, как стоящий на льду без фундамента замок из картона и спичек. Я мысленно рухнул в пропасть. Ветер уронил меня на колени, а омут страха чуть не засосал. "Словно rookie какой-то", – подумал я, а не антикиллер – на грязной красной стене, прямо по ходу несущей меня в желанную неизвестность машины, чёрно-красным граффити на старо-китайском языке большими дореформенными иероглифами было написано: "Бодхисаттва рождает ни к чему не привязанное сознание". Крупно и чётко. Таксист, заметив это, сжал губы в одну тонкую линию. Сейчас она исчезнет в никуда, подумал я, и я проснусь. У себя в постели в Сиане. Но пробуждение не наступало. "Сказали бы ещё, в чём смысл прихода бодхисаттвы с юга", – сказал таксист.