— Да ведь и ошиблась-то всего на два миллиметра…
— Ничего, Лидусь, не тушуйся, — в тон Лидии Николаевне говорила Галя. — Ты ведь не получку получала: вот там на два рубля не дай бог тебе просчитаться!
Вообще же, при всей напряженности труда, после которого болели руки и ломило спину, в чертежке была атмосфера насмешливой и беззлобной веселости.
Много и постоянно смеялись над «Вертолетом» — молодящейся сорокалетней Крутиковой, рассеянной, болтливой, пустоватой и вечно кем-нибудь или чем-нибудь увлекающейся. Позавтракать дома она никогда не успевала, и вот утром, жуя бутерброд прямо за доской, запивая его водой и одновременно причесываясь, поглядывая в зеркальце, она громко рассказывала:
— Записалась вчера на машину. На «москвича». У него ходовые качества не хуже «Волги», мне один знающий человек говорил.
В зале становилось тихо. Муж у Крутиковой погиб на войне, она воспитывала семиклассника-сына и денег, конечно, на машину никоим образом собрать не могла. А она, подбодренная вниманием, уже мечтательно заканчивала:
— Сядем в воскресенье с Вовкой — и айда на весь день за город!..
Тотчас с разных сторон предупредительно советовали:
— Ты «москвича»-то будешь брать — поярче, понаряднее выбирай!
— От женихов отбоя не будет: невеста с машиной!
— Нет, при машине, Кларочка, тебе неприлично в простых чертежницах ходить, в начальники выбивайся!
Все они всё знали друг о друге. Если кто-нибудь из девчат готовился к экзамену, старшая группы, будто между прочим, говорила:
— Нине, девчата, и деталировки на этот месяц хватит.
Крутикова заболела, и я очень удивилась: к ней почти ежедневно ходил в больницу кто-нибудь из наших.
Ко дню рождения в складчину делали подарки. На пенсию провожали очень трогательно.
И у большинства из нас было какое-то благоговейное отношение к работникам научно-исследовательского сектора, точно к особенным людям, работа которых просто выше нашего понимания. Ведь это по их идеям, благодаря их сложным и недоступным для нас экспериментам конструкторы проектировали машины, а мы уже только копировали их чертежи. Они были учеными. И даже Лидия Николаевна говорила:
— Мы, девчата, — руки, конструкторы — желудок, который переваривает эскизы, а голова — там! — И кивала в сторону отдельного серого корпуса, стоявшего во дворе.
С научными работниками мы почти не общались, в их корпус был нужен пропуск, а к нам им приходить было незачем. И только иногда для какой-нибудь срочной работы брали туда двух или трех лучших чертежниц. Чаще других — Лидию Николаевну. И ей обычно завидовали: работа эта была почетной и выгодной в денежном отношении.