Наверное, Локотов не одобрял суетливости Суглинова, его невнимания к своему костюму, обсыпанному пеплом, рубашке с несвежим воротничком. Но к словам его прислушивался очень внимательно, видно, уважал его как работника.
С Боярской и Туликовым он разговаривал весело, шутливо, как равный. Но в разговоре с ним сами они были менее шумливы, чем обычно: чувствовали, что он начальник.
На Выгодского Анатолий Кузьмич старался просто не смотреть, до такой степени, видно, ему были противны его развязное нахальство, циничная самоуверенность и пустота.
На меня Локотов не взглянул ни разу. А я поглядывала на него незаметно, украдкой: боялась, что Лидия Николаевна заметит…
Легла вечером спать, но долго не могла заснуть. И уже понимала, что Локотов нравится мне. И сильно. Но чувство это было новым, не таким, как к Лешке, например, или другим ребятам. Тогда я не могла бы объяснить, почему они мне нравились. Просто приятно было кружить им головы. И сами они были, в общем, такими же, как я. А здесь другое. И мне было совершенно неважно, что Локотов ниже меня ростом, а когда улыбается, то делается некрасивым. Я видела в нем человека, почти равного мне по возрасту, — ведь мужчина всегда должен быть немного старше, — но ушедшего куда-то далеко вперед меня. Во всем. И по своему положению, знаниям, воспитанию. В нем было непреодолимое для меня обаяние человека другого, высшего, как я тогда понимала, круга. Мне льстило, что я работаю в одной комнате с ним, рядом, что мы обедаем за одним столом. И обидно было, что никогда я не смогу оказаться в его кругу, быть такой же, как он. Ночью мне приснилось, что мы с ним идем по улице, он держит меня под руку, а я от страха не могу слова выговорить…
Как и раньше, Анатолий Кузьмич почти не смотрел на меня в лаборатории, не разговаривал со мной. Да и вообще: о чем ему говорить со мной — так я глупа. Но ведь красива же, красива!
Локотов не женат, ему двадцать восемь лет, ленинградец, здесь же окончил институт и был направлен на работу в этот научно-исследовательский сектор, через шесть лет стал начальником лаборатории, вот-вот должен закончить кандидатскую диссертацию. Живет с отцом и матерью, у них отдельная трехкомнатная квартира, отец — преподаватель какого-то института, доцент. Анатолий Кузьмич часто разговаривал с отцом по телефону, и лицо его в это время делалось послушно-внимательным, как у маленького. Наверное, он сильно любил и уважал своего отца.
Потом я заметила, что относятся к Локотову в лаборатории по-разному.
Тяжеловесный и медлительный Коробов оказался сибиряком, только год назад он перевелся сюда на должность научного сотрудника. Квартиры пока ему не дали, и он с женой и двумя детьми снимал у кого-то комнату. В Локотове он видел почти свой идеал. Резкий и грубоватый с другими, с Локотовым он был почтителен, смотрел ему в рот. В группе у Коробова были Туликов, два года назад кончивший техникум, теперь учившийся в вечернем институте и тоже женатый, и лаборант Колик, Выгодский, перекати-поле вроде меня.