Мне сразу же бросилась в глаза главная черта Коробова. Работал он упорно, все время или сидел за столом, или возился около стенда. Его никогда нельзя было увидеть болтающимся без дела. Но почему-то часто оказывалось, что работа его группы вдруг зашла в тупик или двигается в ошибочном направлении. Первым об этом, как правило, заговаривал Туликов, насмешливо и раздраженно. Тогда к работе Коробова подключались Локотов и Суглинов. И всякий раз выяснялось, что Коробов просто увлекся механическим процессом исполнения заранее намеченного, не умея отнестись к нему творчески.
— Машина! — с презрительной насмешливостью говорил о нем Туликов.
Наверно, поэтому Коробов был часто насуплен, даже хмур, точно побаивался чего-то, — может быть, своей очередной ошибки и насмешек, которые за ней последуют. И это относилось не только к его работе, но и к жизни вообще. Уже много после, думая о Коробове, я часто вспоминала, как верно о нем говорили: «Типичный исполнитель».
Странный человек был Туликов, я долго не могла понять его. Трудолюбивый, старательный, умный — иначе не поставили бы его без диплома на должность инженера, — он постоянно и зло потешался над всем и всеми. Я сначала даже побаивалась его, таким ехидным казалось его тонкое, бледное лицо в очках, вечно сползавших по узкому носу, язвительно кривившиеся в легкой улыбке тонкие губы.
Работал он очень неровно. То днями не отходил от доски или стенда, молчал, и лицо его было странно отрешенным, будто у лунатика. Отвечал невпопад, чуть ли не бегом мчался из столовой обратно в лабораторию. В это время ни Локотов, ни другие не трогали его. А потом Туликов вдруг менялся, по нескольку дней ничего почти не делал, болтался по лаборатории, смеялся над всеми.
Разговаривали они с Женей на каком-то своем языке, полунамеками. Всем давали прозвища, Выгодского называли «Кол-лик» и «Выгоцкой-Вологоцкой», а когда я спросила почему, Туликов серьезно пояснил:
— Колли — это порода собак. Шотландская овчарка. Щенок, словом.
Я ничего не поняла.
Коробов откровенно побаивался их насмешек. И даже Локотов, что было уж совсем неожиданно при его начальственном виде, часто поддерживал их шутки.
В периоды шумливой бездеятельности Туликова Коробов покрикивал на него, грозился жаловаться начальству, но Локотов каждый раз всех успокаивал.
Особенно удивилась я, когда увидела как-то после работы жену Туликова, ожидавшую его в садике напротив. Это была болезненного вида женщина, на костылях. Но какое неожиданно ласковое, доброе выражение появилось на обычно ехидном лице самого Туликова. И я невольно стала по-другому смотреть на него. Женя Боярская, комсорг сектора, окончила институт три года назад и работала младшим научным сотрудником в группе Суглинова. Была не замужем, и я вначале тревожно приглядывалась, не нравится ли она Локотову, не кокетничает ли с ним. Но очень скоро увидела, что он относится к ней совершенно так же, как ко всем другим: такие вещи видны сразу. И он для нее был только начальником лаборатории. Больше того, она относилась к нему даже чуть пренебрежительно. Это было странно и непонятно. Я думала: со зла, из-за того, что он не обращает на нее внимания. Но Женя как-то высказалась со всей откровенностью: