Если же отцу что-нибудь не нравилось в приехавших, он под тем или иным предлогом откладывал решение, а когда дачники возвращались, мама отказывала им.
Дачники с детьми редко приезжали к нам на лето второй раз: у нас было очень строго. Весь участок был занят овощами, ягодами, цветами. Во дворе всегда что-нибудь строилось: побегать и поиграть детям было негде. Если же мяч залетал на грядки, мама строго предупреждала дачников, чтобы они следили за детьми.
У моих родителей было несколько принципов, очень простых, но следовали они им с неуклонной твердостью. Один из них, и главный, — работать. Хорошо и всегда. Чтобы всего было вдосталь. И второй — использовать доходы с наибольшей выгодой. Но не для того, чтобы удовлетворяться ими, а для того, чтобы все полученное с еще большей пользой снова вложить в дело. Мы всегда хорошо и сытно ели, хорошо одевались, были здоровы. Но я просто не представляю себе, как могли бы родители неразумно истратить хоть одну копейку. Правда, в праздники у нас покупалось много вина в дополнение к тем настойкам и наливкам, которые готовила мама, и устраивался большой, богатый стол. Родители умели и любили радушно принять гостей, сами же в гости ходили редко, и преимущественно к соседям, чтобы не ездить в город.
Гости у нас бывали всегда одни и те же. Приходил дядя Сима со своей женой Пелагеей Васильевной, такой же толстой и некрасивой. Они много ели и пили, непрерывно восхищались моими родителями, Приезжал товарищ отца по работе, сухонький старичок, вдовец Егор Дмитрич, остроглазый и желчный. С завода бывали еще мастер Киселев с женой, оба молодые, веселые, и начальник участка Строгов, всегда почему-то один.
Родственников в городе у нас не было, они жили где-то в Белоруссии, в деревне, я никого из них так и не видела. Переписывались с ними мои родители редко, одно-два письма в год. Да однажды еще отец ездил в деревню на похороны своей матери.
Когда у нас бывали гости, мы со Светкой сидели за столом рядом с мамой, у дверей, а отец — во главе, у другого края стола. Мама то и дело выбегала за чем-нибудь, настойчиво потчевала гостей. Отец молча наливал и наливал рюмки. И странно было видеть их обоих, одетых во все праздничное, необычных. Киселев и его жена, белокурые, румяные и голубоглазые, — они всегда привозили нам со Светкой какие-нибудь подарки, — начинали весело и беззлобно подсмеиваться над родителями. Киселев поднимал рюмку и торжественно говорил:
— За самое крепкое хозяйство на земле — ферму Беловых.
Жена подхватывала:
— За рабочие руки, трудовой пот и разумное накопительство!