Полусилось! — радостно обернувшись, сказал он мне. Корень завернул в оторванную кору. Кору, завернул в тряпку. И все это положил к сердцу, за одежду.
Ты кто? — спросил он меня. И вот тут я впервые в жизни понял, что попал в неразрешимую ситуацию. Я долго напрягался, пыжился, пытался что-то сказать. Потом, опустив голову, тихо и жалобно ответил:
Сережа
Холосо, — одобрительно сказал человек. — А это сто?
Ну… это я, — жалобно произнес разнорабочий.
Осень холосо, — успокоил меня человек и остался стоять, по доброму улыбаясь и глядя на меня. Мы долго стояли, теперь мне кажется, что вечность.
Кусать будешь? — спросил он.
Конечно, — живо согласился я. И еще, самое главное, в тот момент я произнес совершенно случайно фразу, которую должен был произнести. Но глубоко уверен, что меня подтолкнули к этому та ничтожная частица добра, которая осталась во мне, и воспоминания о начальнике, спасибо ему.
Я хочу быть с вами, — произнес я
Кусать будешь? — улыбаясь, повторил человек.
Да, да, буду, — закивал я
— Поели…
Ox уж это «посли»! Шли мы, шли и шли. И, если бы не этот человек, я готов был упасть в ноги своему начальнику и нырять до глубокой осени за эмалированным ведром.
Я пишу сейчас не о природе Дальнею Востока Я пишу для вас о ценнейшем богатстве — о просветленных человеческих душах, с которыми столкнулся. Но для очень уж рьяных любителей природы я скажу, что шли мы сквозь лет бабочек, они были все белые и небольшие, но в желтых, розовых, красных, черных пятнах и разводах. Порой приходилось отдергивать ногу, чтобы не наступить на огромных жаб, сидящих под лиственницей.
Я не понимал, зачем иду за маленьким, неутомимым, молчаливым, странным человеком. И когда только на третий день он поделился горстью жареной сои, мне стало страшно. Но еще более странным было то, что от этой сои я почувствовал силу. И это — не обман.
И вот на подъеме вверх, прямо в лесу, мы зашли, не сгибая головы, в широкое земляное отверстие, ступили на пол из плотно прилегающих обструганных бревен. Такими же были стены и потолок. По сторонам этого пятнадцатиметрового деревянного тоннеля были небольшие, в полроста, входы через каждые два метра. В конце тоннеля деревянный пол прерывался и прямо на земле стояла металлическая печь. И если все время кормить ее деревом — зимой было очень тепло.
В глубине, возле самой печи, мой новый знакомый стал на колени, не спеша пробормотал несколько фраз. Немного пошелестев и чем-то пошаркав, он зажег светильник, который больше походил на пиалу с огоньком внутри. Светильник стоял на столе высотой сантиметров сорок, который стоял на непонятно как сплетенной и очень жесткой соломе. Моя голова упиралась в земляной потолок, поэтому я сел, скрестив ноги.