Юнг, — тихо произнес человек.
Я понял, что это имя, и кивнул головой.
Тебя я буду спасал осень сильно Ты — мертвая, но тебя мне дать Великий Создатель. Ты есть моя новая лестница.
Потом, немного подумав, он по-детски рассмеялся, покачал головой в знак несогласия с собой:
Ступень, — поправился Юнг.
"Ничего себе, — подумал я, — «мертвая». Создатель, какой то… С ума сойти можно. Допрыгался. Доездился. Куда идти? Где искать родной вонючий город?"
Я не помню, сколько проспал. Сильно болели ноги. А когда вспомнил, куда попал, стало не по себе. Была, абсолютная тишина и темнота Пару раз несильно ударившись головой, я вышел в длинный коридор. Потом из него спустился на небольшую поляну.
Там стояло человек сорок. И все, увидев меня, рухнули на колени, низко опустив головы, зачем-то выставив вперед правую ладонь. Остались стоять только мы с Юнгом. Напуган я был, конечно, до предела, и уже начал подумывать, не рухнуть ли и мне на колени. Но тут Юнг вдруг что-то сказал, резко и коротко. Все встали. Я посмотрел на Юнга, и ноги у меня стали ватными. Никогда в этой жизни мне не было еще так страшно. Передо мной стояла высохшая хищная птица с острым с пронзительными глазами, которые легко могли сбить с ног — это я понял сразу.
Интелесно? — спросил он, превращаясь в улыбчивого доброго и прозрачного человека.
Угу, — промычал я. И тут я понял, что никогда мне не вернуться назад, что произошло чудо, о котором мечтает каждый. Но почему такое страшное?..
Снова прозвучала какая-то команда. Все сели, скрестив ноги, перед уже сидящим
Юнгом.
Иди, — сказал он.
Я сел с толпой, которая была одета просто уникально: в фуфайки, летные кожаные куртки, рубашки… И что больше всего меня поразило — одни были одеты тепло, как зимой, другие — обычно, по-летнему.
Создатель послать больной и мертвый… "А, это обо мне. Интересно, как мертвый может быть больным?" — подумал я.
Их много, — продолжал Юнг, — он им помогать, когда уйти.
"Для меня старается по-русски", — подумал я.
Разве знал я тогда, что великая и, может, последняя корейская община хотя бы мной замаливала грех всего умершего человечества, которое, не желая этого, умертвило себя, поспешив жить красиво (как ему казалось) и прогрессивно. Разве мог я знать тогда, что нет восточной культуры и философии, а есть просто знание, которое родилось вместе с людьми. Мне страшно, что я делил мир на традиции, культуры, национальности. Ну, не виноват Восток, что он самый древний! И что все или почти все началось с него: единение с природой, умение разговаривать с ней, слушать и понимать ее. Да просто быть частью того, из чего мы давно выпали. "Мертвая и больная…" — как страшно говорил Юнг.