Да, мужчины бывают жестоки, осознавая свою несостоятельность. И, испытав разочарование, эти две девочки, стремясь к искренности и нежности, бросились навстречу друг другу. Было мне тогда и страшно и радостно смотреть, как, переполненные любовью и нежностью, бесновались эти девочки, растворяясь в обладании друг другом.
Каждый раз в маленьком домике в лесу, когда мы сбрасывали одеяла на пол и, завалившись на них, втроем ласкались и кувыркались, как сумасшедшие, мне всегда казалось, что это в последний раз. Казалось: после этой безумной любви мы по какому-то тайному знаку все одновременно вскочим, быстро оденемся и разойдемся в три разные стороны и больше никогда не встретимся. Юные, но уже напуганные вечной войной, они всегда любили как в последний раз. Как нашли они меня, как в женскую любовь попал почти ребенок?
Учитель всегда знал все. Когда я хотел ему рассказать об этом наболевшем и таинственном случае в жизни, то при первых же словах он улыбнулся, остановив меня.
— Не надо, ученик… Этот случай не нужно объяснять, — серьезно сказал Ням. — Он принадлежит тебе и тому закону, который однажды начнешь целостно понимать сам. Это самый неумолимый и безжалостный закон. Но он имеет право на существование, как и все в этом мире. Запомни главное: для того чтобы понять жизнь, нужно понять ее законы, законы, по которым она создана, законы, которые никто не в силах изменить.
Прошло время, и я понял, как это важно — чтобы первая встреча с тем, что называется дурацким словом «соитие», была как можно менее неприятной. Пусть она оставляет воспоминание любви, желания, даже страха, даже чисто животных чувств. Только бы не была отвратительной — иначе это уже не исправить никогда.
Милые, добрые, ласковые мои девочки! Да, "ошибки прошлого ранят в самое сердце". Но что было это, чьи это были ошибки? Было ли это ошибкой вообще? Уже тогда, в лесу, я навсегда поверил в то, что вы можете спасти от всего и помочь во всем. Стоит только мысленно обратиться к вам. Как жаль, что вам нужно было так сразу исчезнуть!
И ходил я, озлобленный, по школе, замечая, что юные девочки отвратительны в своей похоти, которой они боялись. И, скрывая ее, отдавали себя местами и по частям. С ними можно было валяться в постели сколько угодно и творить все, что угодно. Главное — только не тронуть ту дорогу, которую они оставляли уже заранее одураченному мужу. Что бы они говорили, если бы отсутствовала эта единственная пломба?! Но о ней они вспоминали даже в самые яростные моменты, вызывая этим отвращение, наверное, не только у меня. Это они аргументировали одними и теми же словами: "Как же я посмотрю в глаза матери, если это случится?".