Ты чего, сынок? — испуганно спросила мать — Ты не нашел ее, тебя прогнали?
Что теперь будет5 — Она начала переходить на крик.
Да ничего, — ответил бывший компрессорщик — Женюсь я, вот и все.
Ой! — радостно хлопнула ладонями она — И родители согласны? Ведь такая молоденькая.
— Согласны, согласны, — прошипел я.
Георгий, Георгий! — радостно закричала мать
Из глубины квартиры выпрыгнул Серафимыч и как-то странно начал расплываться Вся квартира стала похожа на колышущийся сосновый лес.
— Ну, — прогудел Серафимыч, жуя что-то. — Здорово! Мать медленно расплывалась серым облаком, поднимаясь под по толок.
Мы тебе даже квартирку бабушкину вернем, — пропищала она с потолка.
— Угу, — прогрохотал Серафимыч, полностью растворяясь у меня на глазах.
И вдруг я увидел, что он сегодня ел. В прозрачном желудке лежал слой борща, слой недожеванных котлет и еще слой какой то дряни.
Вот будет хорошо, — послышался издалека голос мамы "Ну вот, даже квартиру сохранили", — подумал я, ковыряя пальцем полупрозрачную дверь кладовки.
Работать будете, — пищала мама — В вечерний пойдете.
Силы были на исходе. «Господи», — вспыхнуло у меня в мозгу. Вспомнились слова Учителя: "Родители ведут и, если не понимают, не доводят, виноваты только они и никто другой. И не будет им спокойствия ни тут, ни там".
День был тяжеленный. "Здесь не нужен я. Где ты. Учитель? — Тяжеленный был день. — Не знаю… А может, Серафимыч наступил на голову… " Я потерял сознание.
И увидел, что Святодух схватил меня за ногу и таскает по нашей огромной, кооперативной, чешского проекта трехкомнатной квартире. А голова моя бьется о пол, об угол длинного коридора, о дверь кладовки. Наигравшись сполна, он легко, как перышко, одним взмахом швырнул меня на стоящий в гостиной диван. Обливаясь слезами, за ним на коленях ходила какая-то старая кореянка, похожая на Смерть. Она умоляла, чтобы меня не убивали, а Серафимыч, хохоча громовым басом, горстями хватал из воздуха огромные кедровые шишки и бросал в ее морщинистое лицо. Потом несколько раз подпрыгнул до потолка и хлопнулся своим широким задом на мою и без того сдавленную грудь. В одном углу стоял Юнг и плакал, как ребенок, протягивая ко мне руки. В другом — сурово молчал Учитель. Откуда-то из мути выплыла узколобая обезьяна в белом колпаке и халате.
Сейчас все будет хорошо, — проворковала она и нежно погладила меня по голове. Потом из здоровенной ампулы набрала что-то в шприц и попыталась длинной иглой ткнуть в мою вену. С силой схватив ее за волосатую кисть, я провернул. Это уже был не сон. В моей крови только рис, овощи и зеленый чай. Укол мог убить. Оказывается, рядом было еще двое врачей. Они с ужасом застыли на месте. Разинув рты, стояли мать и Серафимыч. Я лежал в одних трусах все на том же диване. Обезьяна со шприцом, вереща, валялась на поду.