Это было самое совершенное изделие с эстетической точки зрения, какое я только видел. Все самые изощренные проекты Хиббена, Валеджо и Ройо не шли ни в какое сравнение с этим мечом. Хотя бы потому, что вот он, лежит у меня под ногами, а не нарисован на бумаге. Он был прост, но в нем чувствовалась абсолютная завершенность каждой линии, продуманность каждого изгиба. Меч притягивал к себе и просился в руки. Он заполнял собою все вокруг и только его блеск стоял перед глазами и был единственно возможной реальностью. Я встряхнул головой и наваждение исчезло. Но меч остался и был все такой же... притягательный. Я не мог больше противиться и взял его в руки. Странно, что никто до сих пор его не замечал, кроме меня. Я удивленно оглянулся. Люди шли мимо, обходя меня, не обращая ни малейшего внимания ни на меня, ни на меч в моих руках. Некоторые косились в мою сторону, но равнодушно, с ноткой некоего брезгливого удивления на лицах. Две стройненькие, но страшненькие эстоночки, проходя мимо, хихикнули, стрельнув глазками. Я удивленно посмотрел им вслед. Они шли, поминутно оглядываясь, и продолжали хихикать, теперь уже громче. Я пожал плечами и повернулся, чтобы идти на автобус. Вот тут-то мой взгляд и упал на витрину магазина "United colors of benetton", в которой отразились мы с мечом.
Я держал в своих руках очень старый зонтик. Наверно, ровесник того самого деда. Со сломанными спицами, торчащими в разные стороны, лохмотьями материи и нелепо изогнутой рукояткой. Я оторопело отвел взгляд от своего отражения и взглянул на то, что держал в своих руках. Это был меч, блестящий, притягательно красивый, с очень удобной рукояткой и гардой, выполненной в виде дракона с развернутыми крыльями. Я снова посмотрел на отражение: после ослепительности меча смотреть на убожество, которое я держал в руках, было выше моих сил.
Но дальше стоять столбом посреди улицы не имело никакого смысла. Я положил меч на плечо - отражение взяло зонтик под мышку, - и пошел-таки на автобус.
"Шестидесятый", на удивление, был полупустым. Обычно на остановке всегда толпится масса народа, как будто "час пик" для "шестидесятого" длится постоянно. Особенно неприятны разного рода старушки. Только что она еле держалась на ногах, слегка покачиваясь от дыхания соседей, как вдруг внезапно преображается и с яростью берсерка рвется по головам в салон, дабы успеть занять сидячее место. Почему-то в такие минуты я не люблю стариков.
Впрочем, в этот раз было спокойно. Я уселся на свое любимое место, "на колесе", и, привалившись к стеклу, стал лениво смотреть на улицу и вспоминать сегодняшние события. Не знаю, может в моей душе стоит какой-то замедлитель, но именно в тот момент меня проняло до конца. Да так, что аж затрясло. Все тело колотило крупной дрожью, как будто меня били судороги. Мне вдруг отчетливо, до рези в глазах привиделось, до боли в шее, что это моя голова скатилась на мостовую и лежит там сейчас. А люди ходят мимо и задевают ее ногами, и никому нет дела до того, что валяется у них под ногами. Меня прошиб пот. Я судорожно вздохнул и принялся приходить в себя. Нельзя, чтобы Ленка меня таким увидела. А уж рассказывать я ей точно не собирался.