Faciam lit mei mernineris (Федорович) - страница 5

С такой вводной я решил сыграть в свою любимую игру «эксцесс исполнителя». Собрав всех наших участников драмы на пустыре и прихватив для наглядности в качестве переводчика с юридического языка на понятный авторитетного скинхеда Г., коего знал по спортзалу, при помощи большого количества мата и пиздюлей из показаний участников на свет родилось следующее. Так как никто ни о чем не договаривался, то подлая Киса по своей инициативе разбила терпиле ебло, тот бросил вещи, а мой П. их подобрал. Разделив применение насилия (а опознать терпила не смог никого) с хищением имущества, из группового разбоя я сделал чистый грабеж, в придачу совершенный П. единолично, по поводу чего тот написал чистосердечное признание и раскаялся. Тем временем отец П. примирился с терпилой, и после суда, который был осенью, наш герой вышел на свободу с условкой, причем очень мелкой.

Но вернемся назад, к событиям того лета, которое П. провел на централе. Пока мы с Г. дрессировали чудесную «бригаду», меня стали терзать смутные сомнения. Природа их была такова, что по всему выходило что милицию вызвал кто–то из «бригады». В деталях представляя себе работу ППС, я иначе не мог объяснить феномен внезапного появления машины строго по их душу. Материалов для подозрений добавил Чека, у которого я как–то спросил, при каких обстоятельствах их первый раз приняли. То, что я услышал, было настолько прекрасно, что этот рассказ я запомнил дословно: «Иду я значит по улице. Вдруг вижу – мусора едут! Меня видят, сажают внутрь. Еду я на ППС по району, а там П. идет! Ну они почему–то остановились и его тоже приняли!». От услышанного охуели все, и очень скоро смутные сомнения терзали не только меня, так как выяснилось, что перед принятием П. Чека отходил в кусты с целью позвонить. На этом я общение и свое участие в судьбе Чеки завершил, а вот дальнейшие события до сих пор вызывают у меня мурашки по коже.

Пару дней спустя за Цирком стала собираться характерного вида молодежь. Были все: представители «основы», крупная местная бригада, просто отдельные представители разных объединений. Тем у сходняка было две:

— мелкая междоусобица между двумя бригадами, завершившаяся дракой и примирением

— замусоренность Чеки, обвиненного в стукачестве бытовом обыкновенном.

Заслушав доводы сторон, общественность пришла к выводу, что клянущийся мамой, А. Гитлером и пацанскими понятими Чека должен продемонстрировать свою невиновность, а для этого – лично найти суку и сдать ее общественности.

Будучи человеком предприимчивым, Чека обвинил в стукачестве своего же соратника, коему был должен денег. Для изобличения вины было произведено дознание: 17–тилетнего соратника увели на заброшенное кладбище и били до тех пор, пока он не сознался. После успешного завершения расследования обвиняемый был забит до полусмерти, кое–как выполз с кладбища, был доставлен в больницу и умер, не приходя в сознание. В убийстве приняло участие 6 человек, среди которых отметилась и девушка П., Оля. Преступление было раскрыто где–то через неделю после того, как П. вышел из СИЗО, и через две недели ее забрали прямо при нем – и отправили в СИЗО и далее по этапу, вот за это и еще одно убийство, про которое я обязательно как–нибудь расскажу. Из всех героев этой истории жаль мне пожалуй именно ее и ее родителей: она была виновата только в том что дура. Та самая судьба, с разговора о которой я начал этот рассказ, распорядилась так, что шестнадцатилетняя дура стала спать не с тем. Ее три пинка ничего не решили ни в одном из убийств, но пошла она вместе со всеми – организованной группой, и получила что–то около 7 лет лишения свободы. Примечательно, что если остальные члены ее группы начали сдавать друг друга еще в патрульной машине, то Олю не смог расколоть весь УБОП с их методами, включающими очень интенсивное дознание. Она так и осталась в отказе, не признав свою вину. Уже не помню, то ли она освободилась, то ли должна освободиться, но в целом похоже что те две недели с ее П. стали для этой девочки самыми яркими романтическими воспоминаниями на все последующие годы. Вот такая любовь… На П., несмотря на всю примитивность его душевной организации, ситуация, когда забрали Олю произвела сильное впечатление. Узнав о ее приговоре он сломался, стал пить, прекратил посещать комиссию по УДО, совершил еще какое–то преступление, и выбитую для него великими усилиями условку отправился сидеть реально. Таким образом лично мою работу он похерил чуть менее чем полностью.