И наконец произошло долгожданное: лед апатии тронулся, в классе стали чувствоваться перемены в распределении сил. Традиционные молчуны и записные двоечники вдруг преобразились. Поднимают руки, с готовностью формулируют любой закон, предлагают для решения задач необходимые формулы и даже(!) дополняют ответы отличников.
Сколько в это было вложено труда, сейчас и вспомнить страшно, но за первым шагом последовал второй: была изменена система оценивания. В специальных ведомостях фиксировались три верных ответа у доски. Один из них был обязательно связан с решением задачи. Три отметки в ведомостях трансформировались в одну общую, записываемую в классный журнал. Но при этом двойка выставлялась и в дневник и в классный журнал сразу. Если ученик получал кряду три двойки, то он теперь был обязан ответить во внеурочное время по всей теме, в которой обнаружился пробел, а это 5-10 параграфов. Отказ отвечать во внеурочное время исключался: после трех двоек ученик в классе к доске не вызывался. Параграфы же накапливались.
Эго была не просто жесткая, но жестокая система, и от этой жестокости больше всех страдал сам учитель: ведь он должен был безвыходно с утра до вечера находиться в физическом кабинете. Когда никого не было, мастерил, делал стенды, готовил лабораторное оборудование. Работы всегда хватало. Но все, кто получил три двойки, знали: в кабинет можно было прийти в любое время, их ждет учитель, который выслушает спокойно, без упреков и подвохов, а если надо, еще раз объяснит непонятое. И теперь не на кого было злиться, кроме как на свою лень и нерадивость, если двойка оказывалась не исправленной к концу четверти. Поэтому услугами бесплатного репетитора не пользовались только уж отдельные уникумы. В слове репетитор не вижу ничего предосудительного, ибо repeter (фр.) означает "повторять". Такая позиция давала независимость, позволяла требовать понимания и уважения к себе и своему труду и от родителей учеников, и от администрации школы, и от классных руководителей, тем более когда в классах находились "живые результаты" такой работы - не успевавшие по другим предметам имели хорошие оценки и по физике и по математике. В чем же можно обвинить учителя-экспериментатора, отдающего свое время и самого себя каждому, у кого есть хоть малейшее желание учиться успешно? И все же уязвимое место нашли в системе выставления оценок. Она в корне отличалась от традиционной, но, как ни странно, сами ребята на нее не роптали. В ней было что-то от игры - число учащихся, получавших оценки на уроке, увеличилось в 2-3 раза и доходило в отдельные дни до 12-15 человек. Правда, и ответы несколько сокращались по объему, но в совокупности одна оценка в классном журнале отражала значительно больший материал, чем при обычном опросе. Вот эта-то парциально уменьшенная норма одного ответа и создавала иллюзию легкости получения высокой отметки, а то, что теперь ребятам приходилось серьезно готовиться к каждому уроку, воспринималось как само собой разумеющееся: так и должно быть, как же иначе? Хотя это "иначе" было сплошь и рядом на практике, а должное лишь в теории.