У меня внутри всё медленно закипает. Уложить здесь эту кучку раздолбаев — минутное дело. Никто даже и не мяукнет. А что потом? Сколько их ещё тут? Обождём…
Тем же путем меня ведут назад. А у этих типов явно есть кто-то, кто хорошо разбирается в военном деле! Стена, на которой сейчас распят лейтенант, ни из леса, ни со стороны окружающих домов не просматривается. Только с этого двора. Теперь ясно, отчего мы тоже ничего не увидели. Понятно, отчего на улице нет населения. Опосля такого зрелища… думаю, что нескоро кто-либо захочет пройти мимо этого места. Губы у лейтенанта прокушены и окровавлены, пытался сдержать крик. Не думаю, что это у него вышло…
Меня снова заталкивают в комнату, где сидит мужик с повязкой. Один из конвоиров остался во дворе, остальные двое вошли сюда вместе со мною и встали за спиной.
— Ну? — угрюмо спрашивает мужик. — Видел?
— За что его так?
— За дело! Ему честь-по-чести предложили миром всё закончить, а он! Щенок! Стрелять стал, гранаты бросать! Теперь вот пущай подумает, пока ещё может… Солдатам евонным повезло, сразу их накрыли, а то б висели сейчас рядышком! И тебе этого не миновать, коли упрямствовать станешь!
— Дык… спрашивайте, господин полицейский, я завсегда к властям с уважением…
— Старший полицейский!
— Виноват, господин старший полицейский! Вы спрашивайте, все, как есть, отвечу.
— Да? Ну ладно… посмотрим что ты за гусь такой…
Через полчаса вопросов мужик замолчал и задумался. Я молотил языком с просто-таки пулеметной скоростью, но ответы мои не вносили никакой ясности. Во всяком случае, ничего конкретного из моих слов извлечь было нельзя. А вы что думали, ребятки, я лыком шит? Поумнее вас спецы — и то обламывались!
— Что-то ты… — повертел пальцами полицай. — Скользкий дюже… не люблю таких… не еврей, часом, будешь?
— Да вы что?! Какой из меня еврей, вы на лицо-то посмотрите!
— Вот морда-то у тебя очень даже похожая… — бурчит полицай.
— Да врет он всё… — вдруг вклинивается в разговор, доселе молчащий хозяин дома. Он встает с лавки и подходит к столу. — Ты, Пашка, пистолет его видел?
— А что в нём такого?
— Он те, давеча, напел, будто артиллерист?
— Ну!
— А почему же у него пистолет весь закопченный? Коли не это его оружие главное? В кого стрелял-то? И когда?
— Дык… — развожу я руками. — Война! Ты стреляешь, в тебя стреляют…
— Коменданту его сдать надобно. Чует мое сердце — он точно из этих… что мешок-то охраняли!
— Да… старый он… Тут, кто покрепче, надобен.
— А ты не ерепенься! Слухай, что старшие-то говорят!
— Да ладно тебе, батя! И сам разберусь!