УЛИКА
- А где твоя супруга, Лука? — спросил Козеровский. — Почему не возвращается?
Тот неопределенно хмыкнул. Сыщики переглянулись.
- Может, пригласишь к себе в гости? — усмехнулся Ребров, про себя уже решивший, что Лука и его супруга замешаны в убийстве. — Я попрошу вас, — он обратился к Гольму и медикам, — еще раз осмотрите место происшествия, отправьте трупы в анатомический театр университета, а мы прогуляемся к Луке. Что–то ты не весел, Степанов?
- А чему веселиться? Тут все–таки хорошего человека убили. Да моя солонка, глядишь, теперь пропадет. А она мне — память покойных родителев.
- Ишь как резонно отвечаешь! — покачал головой Козеровский. — А что–то у тебя левая рука перевязана?
- О гвоздь на заборе оцарапал!
- Так–с! О гвоздь, говоришь? Басов, осмотрите рану.
Медик развязал тряпку.
- Рана довольно глубокая! Возможно, и о гвоздь…
Козеровский приказал:
- Ну пошли!
Широко шагая громадными латаными сапогами, Лука возглавил процессию. Он подошел к занесенному снегом и слабо освещенному окну, постучал в стекло пальцем.
В сенях послышался звук отлипаемой. двери. Затем стукнула щеколда и распахнулась наружная дверь. В нос шибануло чем–то кислым, застоявшимся. Небольшая клетушка дворника освещалась керосиновой плошкой. Кроме широкой лавки, стола да узкой с металлическими шишками на спинке кровати, мебели не было никакой. На лавке сидели два малыша, золотушные и бледные. Они испуганно глядели на полицейских.
Из соседней комнаты доносились пьяные голоса, песни, сменявшиеся вдруг громкой руганью и женским плачем. За стенкой жил слесарь, работавший в Доме неисправных должников. Это карательное заведение помещалось в самом Кремле.
Козеровский чувствовал себя виноватым, отпустив с места происшествия Дарью. По этой причине он проявлял особое усердие. Полковник положил руку на печь — она была еле теплой.
- Как же ты, Дарья, говорила, что у тебя печь топится, а она почти холодная? — Козеровский сверкнул серыми щелями глаз.
Дарья потупилась:
- Мне к детям надо было!
Вдруг двери в соседней комнате хлопнули, и на пороге появилась тщедушная фигура слесаря. Протягивая ладонь, на которой лежала солонка, он громко объявил:
- Господа полицейские, извольте знать: Дарья принесла моей Агриппине вот это, просила спрятать. Так что, имею доложить… Что–то тут нечистое!
Козеровский победоносно усмехнулся:
- Теперь мы знаем, где искать убийцу! Ребров снял допрос со слесаря и его жены.
Последняя подтвердила слова мужа: Дарья, страшно взволнованная, прибежала из флигеля Попова, вызвала Агриппину и умоляла спрятать солонку. Слесарь подслушал разговор, отобрал у жены солонку и теперь, докладывая полиции, мстил Луке. Он страшно ревновал (и не без причин) к нему свою супругу.