И тут увидел это.
Небо.
Конусы густого дыма закручивались спиралями, оставляя узкий след. Оранжевая туманная пелена охватывала простирающиеся от горизонта серые пальцы.
Я почувствовал жар. Вздрогнул. Вся земля пылала.
Лесной пожар!
И какой большой!
Стоя на вершине холма, я увидел и нечто другое. Перед глазами пронеслась вереница картин, которые я никогда не забуду.
Огонь разделился: половина повернула к только что оставленному мной дому, другая — в сторону тюрьмы.
Не знаю, что на меня нашло. Я наблюдал, как пламя окружает город, и во мне росла уверенность: в моей власти спасти по крайней мере часть родных. Я понимал, что Терри я помочь не в состоянии. А то, что ему предстоит жестоко и некрасиво умереть в тюрьме, которую помогал строить отец, лишь завершает цикл. Поэтому мой выбор был понятен: я попробую спасти мать, хотя она пыталась меня убить, и отца, хотя он этого не делал.
Сезон пожаров в том году начался рано. Высокая температура и сильные ветра способствовали локальным возгораниям в течение лета по всей северо-западной окраине Нового Южного Уэльса. Потребовался один внезапный порыв обжигающего вихря, чтобы раздуть разрозненные очаги и быстро превратить их в настоящий ад. Так происходит всегда. Пожар прячет в пламенном рукаве не один хитроумный способ распространения. Он швыряет в воздух тлеющие угольки, ветер переносит их на несколько миль — и вспыхивает другой пожар. Когда родителя утихомирят, пожар-отпрыск уже бушует вовсю и отнимает жизни. Пожар не дурак. Он раскручивается с бешеной скоростью.
Дым стлался над городом непроницаемым облаком. Я возвращался к дому родителей мимо упавших деревьев, столбов, электропроводов. Пламя подбиралось к краю дороги. Дым лизал мне лицо. Видимость была нулевая. Я не замедлял бега.
Упавшие деревья сделали дорогу непроходимой. Пришлось воспользоваться лесным проездом. Я не видел неба — его закрывала плотная завеса дыма. Все вокруг потрескивало, словно кто-то прыгал по старым газетам. Горящие обломки падали в кроны деревьев. Невозможно было определить направление. Я двигался, пока не услышал голос:
— Стой.
Я остановился. Трудно было сказать, откуда он шел — издалека или звучал в моей голове.
— Иди налево! — приказал голос. — Налево.
В обычных обстоятельствах настойчивые голоса, которые себя не называют, посылают совсем не туда, куда следует, но в том случае я чувствовал, что голос самым честным образом блюдет мои интересы. Терри умер, я это понял, а голос был его, его последним посланием на пути в мир иной.
Как только я повернул налево, то сразу заметил, что правое ответвление было охвачено огнем.