— Я закрываюсь! — крикнул им бармен. — Идите домой к женам и детям!
Все расхохотались, хотя я не понял, что они нашли смешного в этих словах. Я занял место рядом с отцом и стал ждать.
— Выспался? — спросил отец.
— Как-то мне нехорошо.
— А в чем дело?
— Что ты собираешься предпринять, когда определишь, кто этот человек?
Отец повел бровями, давая понять, что я задал совершенно ненужный вопрос. Клиенты один за другим покидали бар. Очередь дошла до девушки с бритой головой.
— Вот мое. — Она показала на красную «аляску». Это и был злодей, которого мы искали. Или, я бы сказал, злодейка. Преступница. Правонарушительница. Гардеробщик подал ей куртку. И что теперь?
— Привет! — сказал отец.
Девушка повернулась к нему, и мы ее хорошо разглядели. У нее были чистые зеленые глаза и самое костлявое лицо из всех, что мне приходилось видеть. Я подумал, она должна благодарить Бога за то, что Он наделил ее такими глазами. Они были тем единственно красивым, чем она могла похвастаться. Тонкие губы были почти незаметны. Лицо худое и бледное. Если бы не глаза, оно казалось бы обтянутым бесцветной кожей продолговатым черепом. Но глаза были удивительно полупрозрачными. Отец снова поздоровался с ней. Она не отреагировала, открыла ногой дверь и вышла на улицу.
Там с желтовато-металлических небес накрапывал мелкий дождь. Я не видел солнца, но чувствовал: оно где-то здесь — его зевок наполнил воздух светом. Я глубоко втянул в себя воздух. Нет никакого сомнения, что рассвет пахнет совершенно по-другому, чем весь остальной день, — в нем ощущается определенная свежесть, как если кусаешь от головки лука-латука, а затем кладешь откусанной стороной к стенке, чтобы никто не заметил.
Девушка стояла под козырьком и надевала свою замечательную «аляску».
— Эй ты, привет! — Голос отца не произвел на нее ни малейшего впечатления. Я подумал, а не поможет ли, если я покашляю? Помогло. Ее прозрачные зеленые глаза осветили меня и отца.
— Что вам надо?
— Ты оцарапала мою машину.
— Какую машину?
— Мою.
— Когда?
— Вечером, примерно без четверти девять.
— Кто сказал?
— Я сказал. — Отец шагнул к красной «аляске» с зелеными фарами. — Я знаю, что это сделала ты.
— Отцепись, пока я не вызвала полицию.
— Хо-хо! Ты хочешь вызвать полицию?
— И вызову, если понадобится, проклятые толстосумы.
— Как ты меня назвала?
— Я назвала вас, толстосумы, толстосумами.
— Стоит тебе открыть рот, как ты обличаешь саму себя. Почему ты назвала меня толстосумом? Только потому, что видела мою машину?
Хорошо сказано, папа, подумал я. Девушке придется дать задний ход.