Анук была рядом — чистила кухню с пола до потолка и приговаривала, что работает не только за зарплату, но ждет похвалы и, призывая в свидетели мышиные какашки и тараканьи гнезда, повторяла: своими усилиями она спасает наши жизни.
Отец растянулся на диване, закрыв ладонями лицо.
Анук перестала убираться и стояла на пороге.
Он почувствовал, что она на него смотрит, и крепче надавил ладонями на глаза.
— Мартин, черт возьми, что с тобой происходит?
— Ничего.
— Хочешь, я тебе скажу?
— Господи, не надо!
— Ты упиваешься жалостью к себе. Ты разочарован. Твои желания не осуществились. Ты считаешь себя особенным и заслуживающим особенного обращения, но начинаешь понимать, что никто в мире не разделяет твоего мнения. Ситуация осложняется тем, что прославился твой брат и его превозносят, как бога, хотя богом ты считаешь себя, и это повергает тебя в бездонный колодец депрессии, где темные мысли, подкармливая друг друга, разъедают тебя. Паранойя, мания преследования и, по-видимому, импотенция. Скажу тебе вот что: тебе надо как-то выбираться, пока ты не сделал чего-нибудь такого, о чем будешь сожалеть.
Слушать это было мучительно, словно наблюдать, как кто-то поджигает шутиху, но, вглядевшись, вдруг понять, что это не шутиха, а неразорвавшийся снаряд. Только отец не был неразорвавшимся снарядом.
— Перестань клеветать на мою душу, стерва.
— Мартин, любой другой поспешил бы от тебя убраться. Но кто-то должен тебя вразумить. Кроме того, ты пугаешь сына.
— С ним все в порядке.
— Ничего подобного! Он мочится в постель.
Отец приподнял голову над диваном так, что я видел только его редеющие волосы.
— Джаспер, поди сюда!
Я подошел к волосам.
— Джаспер, нет ли у тебя депрессии?
— Не знаю.
— Ты всегда такой спокойный. Это только фасад?
— Не знаю.
— Что тебя гложет, Джаспер?
— Ты! — закричал я и бросился в свою комнату.
Тогда я еще не понимал, что неуравновешенное состояние отца могло направить меня по той же кривой дорожке.
Вскоре после того вечера Анук, желая поднять мне настроение, повела меня на Большую пасхальную ярмарку. После скачек, фокусников и другой ерунды мы пошли посмотреть, как оценивают домашний скот. И я, глядя на животных, притворился, что у меня приступ хронического нарушения равновесия, — так я развлекался в последнее время: натыкался на людей, запинался, падал в витрины магазинов и все такое прочее.
— Что с тобой? — закричала Анук, хватая меня за плечи.
— Не знаю.
Она стиснула мне руки.
— Ты весь дрожишь.
Так оно и было. Мир вертелся передо мной, ноги подгибались, как соломинки. Тело сотрясалось и больше не подчинялось мне. Я довел себя до ручки, наигранная болезнь овладела мной, и на минуту у меня вылетело из головы, что я здоров.