— Папа, давай заведем себе обычный дом. Нормальный, красивый, обыкновенный.
— Ты прав. Нам нельзя переусердствовать. Хорошо. Что ты предпочитаешь? Кубический обыкновенный или цилиндрический обыкновенный?
Я вздохнул.
— Кубический.
— Тебе приходилось видеть спиралевидный минарет в Самарре в Ираке?
— Нет. А тебе?
— Нам предстоит решить строительную проблему: я хочу слышать эхо своих шагов, но не твоих. Как с этим справиться?
— Не знаю.
— Ладно. Обсудим потолки. Ты предпочитаешь высокие?
— Конечно. Разве есть люди, которым больше нравятся низкие?
— А если захочется повеситься? Как тогда? Постой, ну-ка поглядим… — Отец полистал книги. — Индейский вигвам?
— Папа, что с твоими мозгами? Больно уж тебя заносит из стороны в сторону.
— Ты прав, ты прав. Нам надо сосредоточиться. Быть практичными. Мыслить логично. Так что давай быть логичными. Какие задачи решает проект дома? Чтобы он отвечал физическим потребностям: есть, спать, испражняться и трахаться. Это предполагает комфорт, полезность и отдачу. То есть фактически одно и то же. Не понимаю, почему в этом смысле мы должны отделять себя от примитивного человека. Наша цель — жить в приемлемом климате и не допускать до себя тех, кто охотится на нас.
— Здорово.
— Но учти, что форма нашего жилища будет оказывать чрезмерное влияние на наше поведение. Надо основательно пораскинуть мозгами. Что скажешь об иглу?
— Нет.
— Дом на колесах! Разводной мост! Ров!
— Папа, мы пошли вразнос!
— Хорошо, будь по-твоему: построим что-нибудь простенькое. Но на одном я все-таки настаиваю — в основе идеологии проекта должна лежать старинная итальянская пословица.
— Что еще за пословица?
— Лучшая защита — оставаться вне досягаемости.
Его идеи оборачивались против нас. Доктор Грег спокойно наблюдал за нашими мозговыми штурмами полузакрытыми оценивающими глазами. Отец излучал идеи, но при этом совершил нежелательный скачок от маниакальной депрессии к навязчивой компульсивности.
Между тем я решил подыграть обстоятельствам и, став послушным временным сиротой, вернуться в дом для брошенных детей. В этом был смысл, поскольку иначе меня бы подкарауливали каждый раз, когда я навещал отца, и войти в сумасшедший дом было бы так же трудно, как и выйти из него. Кроме того, мне надо было ходить в школу. Миссис Френч возила меня на занятия по утрам, а я в течение дня старательно избегал говорить о болезни отца и о том, что мы с ним жили в разных домах для выбитых из колеи людей, иначе это означало бы, что я сдался реальности. Я продолжал вести себя так, словно все шло как обычно. Но каждое возвращение из школы было настоящим кошмаром, хотя никто в приюте не собирался меня насиловать, и не происходило ничего интересного, если не считать того, что я поддался грызущему меня любопытству и выслушал истории всех вокруг, и каждая из них оказалась намного трагичнее моей. Брошенные дети лишали меня жалости к себе. И я докатился до самого дна: без жалости к себе во мне вообще ничего не осталось.