На следующий день Эцио покинул постоялый двор рано утром. Рана будто онемела, но боль была тупой, и сегодня он мог намного лучше пользоваться рукой. Перед уходом он потренировался в нанесении ударов скрытым клинком и выяснил, что без труда может им воспользоваться, как и обычными мечом и кинжалом. Удары были так же хороши, как до ранения в правое плечо.
Эцио не был уверен, известно ли Борджиа и их союзникам, тамплиерам, о том, что он выжил при битве в Монтериджони. На улицах было множество вооруженных солдат, одетых в темно-красные с желтым мундиры Борджиа, поэтому ассасин пошел к Мавзолею Августа окольным путем. Когда он добрался до места, солнце стояло уже высоко.
Людей было мало. Эцио провел небольшую разведку и убедился, что стража за Мавзолеем не наблюдает. Он осторожно подошел к строению и скользнул через обрушившийся дверной проем во мрак.
Когда его глаза привыкли к темноте, он увидел фигуру в черном, опиравшуюся на голый камень, застывшую, словно статуя. Не дожидаясь, пока его заметят, Эцио посмотрел по сторонам, убеждаясь, что путь к отступлению свободен. Кроме редких пучков травы, растущей между упавшими камнями древнеримских руин, сзади ничего и никого не было. Эцио решился на следующий шаг, и мягко и бесшумно двинулся к стенам мавзолея, где мрак был гуще.
Но он опоздал. Его заметили, возможно, сразу как только он вошел и стоял, освещенный светом из-за дверного проема. Фигура в чёрном двинулась к нему. Когда человек подошел ближе, Эцио узнал Макиавелли, одетого в свой обычный черный костюм. Макиавелли приложил палец к губам. Жестом приказав Эцио следовать за ним, Макиавелли пошел глубь древней гробницы римского императора, построенной почти полтора тысячелетия назад. Там было еще темнее.
Наконец, он остановился и повернулся.
— Шшш, — произнес он, внимательно прислушиваясь.
— Че…
— Тише. Говори тише, — попросил Макиавелли, продолжая вслушиваться во тьму.
Наконец, он расслабился.
— Все в порядке, — продолжил он. — Никого.
— О чем ты?
— У Чезаре Борджиа везде глаза, — взгляд Макиавелли чуть смягчился. — Я рад видеть тебя в Риме.
— Но ты же оставил для меня одежду у графини…
— У нее был приказ проследить за тобой, если ты появишься в Риме, — Макиавелли усмехнулся. — Я знал, что ты приедешь сюда. Как только убедишься, что мать и сестра в безопасности. В конце концов, они — последние представители семьи Аудиторе.
— Мне не нравится твой тон, — отозвался Эцио, стараясь держать себя в руках.
Макиавелли слегка улыбнулся.
— Не время для такта, мой дорогой коллега. Я знаю, что ты винишь себя за то, что не уберег семью. Хотя ты совершенно не виноват в том, что свершилось предательство. — Он помолчал. — Слухи о нападении на Монтериджжони разошлись по городу. Кое-кто из нас даже решил, что ты погиб. Я оставил одежду нашей общей (и верной нам) подруге просто на всякий случай. И еще потому, что хорошо тебя знаю. Ты не сбежал бы и не умер, бросив нас в такие опасные времена.