— Проходите, проходите, не стесняйтесь, — радостно бормотал тот, виясь вокруг и бережно подталкивая меня в поясницу слегка дрожащей рукой.
Так называемая «гостиная» — большая, но уютная комната с ненавязчивыми вкраплениями антиквариата — была мне, в общем-то, уже неплохо знакома по скайп-видео и многочисленным «фоточкам», и я сразу почувствовал себя как дома. Вот только низкий стеклянный журнальный столик, который я привык видеть пустым или заваленным газетами, сегодня был красиво сервирован — три свечи в бронзовом подсвечнике, «Курвуазье», два широких бокала, корзина с яблоками, плесневелый «Дор Блю» и ломтики лимона, изящно разложенные по блюдцам. Хозяин явно продумывал встречу тщательно, с любовью. Я прицокнул языком:
— Ай да сервис, дружище. Неужели это всё для меня?..
— Сойдёт? — обрадовался нервический хозяин. — А я боялся, что Вы обидитесь — скажете: «что-то жадный попался, мало наготовил». Торопился…
— Прямо ресторан. Только прекрасных дам не хватает. Хотя бы одной…
Сказав так, я инстинктивно покосился в правый угол, где, по моим прикидкам, должен был располагаться компьютер. Увы, тот оказался мало того, что выключен и наглухо закрыт, но и прикрыт сверху плотной чёрной тканью — видимо, для верности. Перехватив мой вороватый взгляд, коротышка лукаво улыбнулся и погрозил мне пальцем:
— Извините, дорогой Герцог, но нет, нет и ещё раз нет. Сегодня — никаких!..
— Я всегда Вами восхищался, — вздохнул я, развёл руками и — а что ещё оставалось делать? — опустился в громоздкое кресло-качалку, любезно пододвинутое мне Порочестером. И тут же пожалел об этом. Едва я уселся поудобнее, как хозяин, видимо, решив усладить меня по полной программе, крепко ухватился за спинку — и дёрнул её вниз с неожиданной в таком невысоком человечке силой:
— Ну как? Хорошо креслице?.. — довольно приговаривал он, глядя, как я тщетно пытаюсь уцепиться ногами за ковёр. — Классно?.. Удобно?.. Девятнадцатый век, между прочим, не хухры-мухры!..
Я уважительно замычал. Честно говоря, не люблю антиквариат — мало ли кто им пользовался до меня. Но здешняя мебель хотя бы не навевала чувства сосущей тоски и безысходности, как это часто бывает с устаревшими предметами мещанского быта. Напротив, — она странным образом придавала пространству стабильность, вневременную уютность; скорее случайными тут казались другие, более современные вещи. То-то Порочестер не торопился присесть на скользкий розовый диван, видимо, последний писк интерьерной моды. Нет, он предпочитал суетиться вокруг меня, то придвигая поближе напитки и закуски, то вновь и вновь заставляя с адским скрипом раскачиваться в кресле. Этот удивительный антикварный монстр, в котором я сидел сейчас, был, вероятно, любимым у хозяина — потому-то меня в него и усадили.