— Ну и ерунда! — с торжеством сказала Лена. — «Брудершафт» это же по-немецки значит — братство! Это мужской ритуал! Вы, как всегда, всё перепутали… то есть ТЫ.
На это Порочестер уже не нашёлся, что возразить, и только сидел, уставившись в одну точку, и на лице у него было написано:
«Всё пропало».
Махнули ещё по рюмашке. Спасительные темы брудершафта и Златоперья мелели с каждой секундой — и гордые созвучия моего никнейма всё громче звенели в воздухе немым укором. В эту минуту оба тосковали по мне до безумия, — тосковали, каялись и давали себя страшные клятвы никогда, никогда больше не пускаться в столь опасное плавание без опытного и надёжного лоцмана; увы, даже их синхронные заклинания не способны были телепортировать меня в эту уютную кухоньку.
— Кстати, как он там? — спохватилась, наконец, Лена. — У него, наверное, уже закончились занятия. Скучно ему, небось, без нас…
— А давайте ему позвоним! — обрадовался Порочестер. — Или напишем смс…
Оба кинулись к своим мобильникам. Далее всё произошло в мгновение ока: после короткой, но яростной борьбы — «с моего позвоним! Нет, с моего! Да подожди ты…» — Порочестер вдруг обнаружил себя сидящим на Елениных коленях и жадно обнимающим её за талию. Секунду спустя они уже страстно целовались, позабыв о недописанной цидуле, — причём Елену поразила его манера, в её тридцать семь для неё новая: отчаянно крутя головой, он со всей силы давил на её рот челюстями, будто пытаясь проломить некую преграду.
Меж тем оба не ощущали ни удовольствия, ни отвращения, только одно: «Слава Богу, получилось!» — и ещё: «Ну, и дальше что? Может, стоит на этом и остановиться?..»
— Ну вот, — сказала Елена, когда они, наконец, отстранились друг от друга. — Вроде соприкоснулись слизистыми…
Задыхающийся Порочестер томно закатил глаза.
— Не пора ли нам, наконец, познакомиться? — выдавил он. — Майоров Вячеслав Ильич. Можно Слава.
Лучше бы он этого не говорил… Ещё секунду назад перед Еленой сидел её Мистер Порочестер и были возможны варианты. В конце концов, она, хоть виртуально, но любила его, — а любимого человека всегда приятно, да и полезно помучить отказами. Но теперь она вдруг оказалась в объятиях абсолютно чужого, постороннего ей мужика, какого-то Вячеслава… как там его?.. — и последние пути к отступлению были отрезаны. Перед теми, кто нам безразличен, мы в вечном долгу. Неистребимое, никогда не замолкающее в этой женщине чувство чести обязывало её (раз уж так получилось) отвечать за выданные авансы — и она поклялась, что сделает всё, что в её силах, чтобы несчастный, обездоленный жизнью человек не пожалел о своём визите.