Нельзя не
согласиться с этой критикой, которая принадлежит ученику самого Платона, одному
из величайших мыслителей всех времен и народов. Она, вместе с тем, служит
исходной точкой для дальнейшего развития политических учений.
С. 21II. АРИСТОТЕЛЬ
С Аристотелем мысль
из области идеала переходит в действительность. Он имеет в виду не вечные
образцы, по которым должны строиться вещи, а существо самих вещей. Поэтому в
его воззрениях гораздо больше трезвости, нежели у Платона. Но основания учения
у обоих одни. Аристотель не эмпирик, как иногда утверждают: он остается идеалистом.
Но он ищет идеи, присущей самим вещам, составляющей внутреннюю цель, которая
дает направление их жизни и развитию.
У Аристотеля, так
же как у Платона, мир представляется сочетанием противоположных начал, но эти
начала получают у него другое название. Вместо идей и материи, он принимает
категории материи и формы или, что то же самое, возможности (δύναμις) и действительности, или деятельности
(ενεργεία). У Платона идеи
являлись как особые, мыслимые образцы вещей, заключающиеся в божественном
разуме; Аристотель отвергает эту гипотезу. Сущность вещей, говорит он, не может
быть от них отделена. Мыслимый образ не может быть и источником движения; надо
предполагать здесь другое движущее начало. Утверждать же просто, что вещи
причастны вечным идеям, не что иное, как пустословие и поэтическая метафора,
ибо способ сочетания остается непонятным>17. Чтобы дойти до истинной сущности
вещей, надо искать ее в них самих, разлагая их на составные части. Аристотель
принимает четыре основных начала бытия: сущность, или форму, материю, начало
движения и конечную цель>18.
Это, в своеобразном виде, те самые начала, которые составляют исходные точки
всех философских систем. Но у него все они сводятся к двум главным, ибо цель,
высшее начало, состоит в осуществлении разумной сущности или формы, или в
переводе материи в форму, а начало движения не что иное, как стремление к цели.
Весь мир слагается, таким образом, из материи и формы. Первая есть безразличный
элемент, заключающий в себе возможность бесконечно разнообразных и
противоположных определений; вто-
С. 22
рая, напротив, есть
сама действительность вещей, то определение, которое составляет истинную их
сущность. Получая форму, материя из безразличного состояния, из возможности,
переходит в действительность. Так, например, медь, как материя, заключает в
себе возможность статуи, но вместе с тем и всякой другой формы; когда же она
получает форму статуи, она из возможной статуи переходит в действительную. Но в
этом примере форма является как нечто внешнее для материи: она сперва
существует отдельно, в мысли художника, как конечная цель его деятельности, и
затем уже сообщается материи. В произведениях же природы, в отличие от
произведений искусства, и всего яснее в органических телах, форма является
присущей самой материи. Это – та же идея, но как внутренняя цель, которая
собственной деятельностью выводит вещи из скрытого, возможного состояния, дает
им жизнь, слаживает все части и приводит их к единству. Таким образом, материя
и форма составляют противоположные определения единой сущности: то, что в
материи заключается как возможное, в форме является как действительное.
Существо формы есть деятельность, и цель этой деятельности состоит в
осуществлении самой формы, то есть в постепенном возведении материи к форме,
или в переводе возможного в действительное. Отсюда целый ряд произведений,
представляющих сочетания противоположных элементов и образующих мир природы и
мир духа. В человеке господство формы выражается в мысли, которая есть сознание
формы или разумной сущности вещей. Но высшее проявление формы есть мысль,
отрешенная от всякой материи, чистая мысль или чистая деятельность, мышление о
мышлении. Это и есть Божество, конечная цель всего сущего, к которому все стремится,
неподвижный двигатель вселенной.