С. 58
разума, от страстей
и дурных привычек. Поэтому в естественном законе общие начала одни для всех,
общие выводы также неизменны, но в отдельных случаях закон может изменяться>43.
Ясно, что у св. Фомы борются разнородные направления; очевидно также, что когда
он старается свести содержание естественного закона к предписаниям разума, он
впадает в тавтологию: разум предписывает делать добро, а добро есть то, что
предписывается разумом. Это и заставляет его прибегать к порядку естественных
наклонностей человека. Причина этих колебании лежит отчасти в самом существе
дела. Естественный закон, как общее предписание разума, есть закон чисто
формальный; содержание свое он необходимо получает извне. Это начало, выясненное
новейшей философией, не могло быть понято св. Фомой. Отсюда его недоумения и
противоречия.
Недостаточность
естественных наклонностей человека оказывается и в том, что для совершенства
добродетели одних наклонностей мало; нужна дисциплина. Отсюда необходимость
человеческого или положительного закона. Есть люди, склонные к пороку, не
внимающие увещаниям. Надо принуждать их силой и страхом, чтоб они воздержались
от зла, не нарушали чужого спокойствия и, наконец, сами становились бы
добродетельными, делая впоследствии по привычке то, что прежде делали из
страха. Таким образом, для спокойствия людей и для развития в них добродетели
необходимы человеческие законы>44.
И здесь, как и во
всем своем учении, Фома Аквинский смешивает юридический закон с нравственным.
Целью принудительного закона полагается развитие всех добродетелей. Сообразно с
теми же началами, он совершенно подчиняет положительный закон естественному.
Только то постановление, говорит он, имеет силу закона, которое само в себе
справедливо; справедливость же определяется сообразностью с правилами разума,
то есть с естественным законом. Следовательно, человеческий закон настолько
закон, насколько он проистекает из закона естественного; отклонение же от
естественного закона не есть закон, а искажение закона. Однако в человеческом
законе есть элемент, который зависит единственно от человеческого усмотрения.
Человеческий закон есть приложение закона
С. 59
естественного; но
это приложение может быть двоякого рода: как вывод следствия из причины и как
частное определение, привходящее к общему началу, например, размер наказания.
Первое получает силу от естественного закона, второе единственно от
человеческого>45.
Это приводит ев.
Фому к рассмотрению вопроса об обязательной силе человеческого закона.
Обязателен для совести только тот закон, который справедлив; следовательно,
надо знать, какие законы должно считать справедливыми и какие нет. Это зависит
прежде всего от круга действия закона. Необходимо определить, что закон может
предписывать; тогда мы будем знать, чему следует повиноваться. При разрешении
этого вопроса, первое, что нужно иметь в виду, есть опять начало цели. Всякое
дело должно быть соразмерно со своей целью, а цель закона – общее благо.
Поэтому закон должен иметь предметом не отдельные лица, действия и времена, а
только общее всем лицам, действиям и временам. С этой точки зрения закон может
предписывать все добродетели, ибо нет добродетели, действия которой не
требовались бы или не устраивались в виду общего блага (non sint ordinabiles in bonum commune); но он не
предписывает всех действий каждой добродетели, а единственно те, которые нужны
для общего блага. С другой стороны, закон должен соображаться с состоянием
людей, ибо всякое мерило должно быть соразмерно с измеряемым. Несовершенным
существам невозможно дать тот же закон, как совершенным; а так как общество
людей, для которых издается закон, большей частью состоит из несовершенных, то
закон не может воспрещать всех пороков: он запрещает только важнейшие, от
которых может воздерживаться большинство людей. К этому присоединяется и то
соображение, что хотя закон имеет в виду делать людей добродетельными, однако
не вдруг, а постепенно, по мере возможности