— Тьфу! — Матрос в сердцах даже плюнул. — Это надо же! Такую пакость удумать… Неужто они так и сделали?
— Погоди, сынок! Не торопи меня. Мне и так-то трудно рассказывать, сам не знаю, в чем душа держится… Ну, кинули меня, значит, связанного да избитого, прямо посреди двора, а сами за дегтем побежали. Парни молодые, глупые, жестокие. Им-то это что — одна забава… И тут, братцы, меня словно осенило. Рядом со мной все это время старуха моя стояла, я ей и зашептал: «Беги в Мусульманский социалистический комитет. Это, — говорю, — последняя наша с тобой надежда». Сказал и словно в яму какую-то бездонную провалился. Совсем, значит, сознание меня покинуло. Очнулся только в тот момент, когда охальники эти бочку дегтя прикатили, раздели меня догола и совсем было уже изготовились в эту бочку меня окунуть. Что сказать, братцы! Тут я уж совсем было решил, что настал мой последний час…
Старик снова замолчал. Теперь уже не один матрос, а все сокамерники, столпившись вокруг, стали его понукать, торопить, подбадривать:
— Ну, ну?
— Что дальше-то было?
— Да говори же ты! Не томи!
— Настал, думаю, мой последний час, — задумчиво повторил старик. — Как вдруг кто-то как крикнет: «Прекратить!.. Прекратить немедленно!.. Запрещаю самосуд!» И такая, братцы мои, сила была в этом грозном возгласе, что у охальников этих, что глумились надо мною, сразу руки опустились…
— Ну, положим, дело было не только в магической силе моего голоса, — улыбаясь, сказал Мулланур. — Со мною были мои молодцы. Такие ребята, которым не составило бы большого труда разогнать всю эту банду. Пусть бы только попробовали они оказать нам сопротивление…
— Так это был ты, комиссар? — воскликнул матрос. — Вот это здорово! Это по-нашему, по-флотски!
Мулланур и сам сразу вспомнил эту историю, как только старик упомянул о том, что послал жену с просьбой о помощи в Мусульманский социалистический комитет. Он тогда не только прекратил самосуд и вырвал несчастного из рук хулиганов. Несколько дней спустя, заинтересовавшись случившимся, он провел расследование и установил, что все золото, все драгоценности купца утащил его собственный сынок. Заграбастал все самое ценное, что было в доме, да и сбежал куда-то.
— Вот всегда они так, буржуи проклятые, — сказал матрос. — Сами напакостят, а отвечать потом приходится нашему брату, рабочему человеку.
— Не только жизнь мою спас, но и имя мое доброе не дал запачкать, — еще раз повторил старик, когда история была досказана до конца. — Этого я, сынок, до самого своего смертного часа не забуду.
— Послушай, бабай, — вспомнил вдруг Мулланур. — А это не ты нынешней зимой бежал за поездом? Когда в Петроград меня провожали?