Суп кое-как, торопясь, съели. А потом вынесли блюдо, а на блюде — двенадцать кусков жареного человеческого мяса.
Никифор встал.
— Сейчас наступит великий момент. Мы человечину…
И затрясся весь, волны пошли по нему. Никифор упал на стул, рот салфеткой закрыл — захлебывается.
И товарищи его гогочут.
— Ага, — подумал я, — начинается.
Но оправились все. Никифор отер глаза салфеткой, сказал:
— Со страхом Божиим приступим.
И разложил по тарелкам жареную человечину.
Сижу я с вилкой и страшно мне: присутствую на Антихристовом причастии: Антихрист и двенадцать бесов. И я среди них — один. Как Иуда-предатель. Только Иудой быть тут — Божье дело.
И начали бесы человека жрать. Оглядываюсь — стоят стены крепко, не шелохнутся.
Тут вонзил я нож и вилку в жареного человека. Подумал:
— Господи! Для Тебя!
И отправил в рот жареный кусок. Пожевал — ничего, вкус вроде баранины. Еще отправил, и еще. Так все, что на тарелке лежало, и съел.
А стены стоят крепко, не шелохнутся.
Никифор сказал:
— Молодец. Здорово с жареным чудом разделался.
Я поднялся с места, трясусь, и слезы градом. Стою так, руки прыгают, плачу. Все замолчали, не улыбаются.
Никифор поглядел на товарищей и сказал:
— Жалко. Ни за что подшутили над древним человеком.
И ко мне:
— Друг, извини. Это мы подшутили над тобой. Шутка это все.
Я возмутился.
— Хороша шутка — человека съели. Оставил Бог людей. Такое попустил.
Никифор замахал руками.
— Да что вы. Это не человечина — это баранина, с рынка с Сенного. Баранина.
— Не всякий человек — баран, — ответил я. — Да. Не по-бараньему пошел я за тобой, а чтобы Бога на чудо вызвать.
Тут все гости вступились. Кричат:
— Баранина, а не человечина. Это шутка.
Отмахнулся я.
— Прочь. Так не шутят. Съесть человека или не съесть, а даже в жареном виде он человеком, а не бараном остается. Прочь, нечестивцы.
Я выбежал, как был, без пальто и шапки, проскочил по лестнице во двор.
Мороз. В прорез меж крыш — звезды, на меня не смотрят.
А я не могу на месте стоять. Трясусь, как звезда, и все бежать хочется. Все бежать. Кручусь по двору и вижу — из-под арки быстрыми шагами спешит за мной военный в папахе. Прямо ко мне.
Я подумал:
— Конец. Убьют и как собаку съедят.
Убегаю от военного, а он за мной. Я пробежал на задний двор, к помойке. Стена — некуда бежать. Конец. Трясусь у стены.
А военный подошел ко мне, передохнул и спросил.
— Скажите, пожалуйста, где тут уборная?
Тут дрожь оставила меня. Гляжу на военного — лицо сытое, как у Никифора, и разговаривает деловито и вразумительно. Глаз к небу не подымает.
Я указал ему, что нужно, и чувствую: спокойствие на меня нашло. Пусть.