Феномен викингов, если взглянуть на него в целом, имеет самые четкие временные рамки: начавшись в конце VIII в., он продолжался, по сути, почти до середины XI в., когда Англия окончательно выскользнула из объятий Дании. Безусловно, именно набеги викингов стали самым ярким событием, характеризующим наш период. Поскольку он оставил глубокую отметину на нашей западной цивилизации, не следует удивляться тому, что мы выбрали его ведущей темой данной работы. Впрочем, не будь его, другие перемещения новых варваров, непоследовательные и разобщенные, не заслуживали бы отдельного рассмотрения. Смысл и единство второму натиску на христианскую Европу придала именно атака викингов. Остается задаться вопросом, существовало ли когда-нибудь это единство где-либо помимо воображения историков, жадных до обобщений и периодизаций. Мы, со своей стороны, в этом твердо убеждены, по крайней мере в том, что касается Западной Европы. Несомненно, в синхронности некоторых нападений немалой была роль случая, в основном на первых порах: между агрессивными поползновениями Омейядов13 в Галлии и первыми высадками норвежцев на шотландских островах не было ничего общего, хотя они и произошли в одно и то же время. Но, начиная со второй трети IX в., все уже обстояло иначе. Совпадение стало слишком разительным, чтобы отрицать наличие, по крайней мере, нескольких общих факторов. Мы найдем их, скорее, у жертв нападения, чем у нападающих. Христианская Европа была соблазнительной добычей для всех, относительной богатой, плохо защищенной и легкодоступной (настоящей приманкой для варваров повсюду становились монастырские сокровищницы). При всей своей спорности, тезисы Пиренна по крайней мере привлекли внимание к главному — диспропорции, которая существовала между экономическими базами Каролингской империи и ее политическими и экономическими амбициями14. Империя начинала постепенно слабеть, о чем, как кажется, соседи франков смутно догадывались. С самого начала нападений сама их многочисленность, парализуя франкскую оборону, стала мощным залогом успеха. Невольно, разумеется, варвары помогали друг другу, и их операции совпадали во времени, потому что так они оказывались более успешными.
Глава первая
СТЕПНОЙ МИР в VII–XI вв.
Начиная с IV в., евразийская степь превратилась в огромный коридор, по которому в своем движении на запад проносились дикие кочевники. Вслед за гуннами, в Паннонию пришли авары и мгновенно обосновались там. Однако набегали все новые волны, и VII век не ознаменовался подлинным затишьем. Натиск прибоя, бившегося в самые двери средиземноморского мира, не ослабевал. Сначала это были народы тюркской группы, болгары и хазары, не дерзнувшие продвинуться слишком далеко на запад; они остановились на берегах Черного моря и основали две могущественные империи, культурное значение которых, по своей величине, было необычным для данной треды. Затем, в тот момент, когда эти народы осели, на сцену выступили мадьяры, принадлежавшие к финно-угорской группе, пришедшие, скорее, с севера, чем с востока, но, несмотря на это, в совершенстве освоившие степной образ жизни. В течение приблизительно полувека они прошли через всю Европу, пользуясь смятением, уже посеянным там викингами и сарацинами. Когда же венгры, в свою очередь, остепенились, Запад смог перевести дух. У ворот Европы ожидали своей очереди другие тюркские народы, печенеги и куманы, однако они не смогли проникнуть достаточно далеко: их история имела лишь локальное значение, ограниченное территорией Причерноморья. Так, в преддверии монгольского нашествия XIII в., окончательно исчерпала себя вторая мощная волна движения, приведшего степных кочевников на Запад.