Легенды русского шансона 2002 (Неизвестен) - страница 5

— Откуда залетел, сокол?

— Отсюда не видно. Ты проходи, чего стал...

— Онвад с унод (давно с Дону)? — в половину голоса быстро спросил согнутый.

— Ступай, мы здесь явно...

Согнутый, более не спрашивая... застучал клюками в глубь кабака. Посадский, — испугавшись:

— Это кто ж такой?

— Путник на сиротской дороге, — строго сказал пегобородый.

— По-каковски с тобой говорил-то?

— По-птичьи.

— А ведь он тебя будто признал, парень...

— А ты поменьше спрашивай, умнее будешь...»

«Феня», что уже не новость, происходит от слова «офеня». Так на Руси называли разносчиков разных товаров, коробейников. Народной песней стали строчки некрасовской поэмы:

Ой, полна, полна коробушка,

Есть и ситцы и парча.

Пожалей, моя зазнобушка,

Молодецкого плеча!...

Песня-то веселая, а вот заканчивается поэма «Коробейники» печально: лихой человек, лесник (почти разбойник!) убивает главных героев, проведав, что те при деньгах. Чтобы сберечь торговые тайны, офени и создали свой язык — арго, жаргон по-современному. Парадокс: изъясняясь арго наших дней, можно отметить, что барышники-барыги придумали... уголовный жаргон. Или офени были сами по себе людьми лукавыми, ловкими аферистами, нередко обманывавшими при торге простоватых барских холопов — «лохов», как бы сейчас сказали. Наверное, так оно и было. Ведь не случайно крестьянка в поэме Николая Некрасова называет коробейников не иначе, как «мошейниками».

Позволю себе перескочить через 19 столетие, для которого было весьма характерно взаимопроникновение русской литературы и острожной тематики. Михаил Шелег в книге о Северном иллюстрировал этот процесс множеством цитат из 12

классиков. Кто не сидел, тот сочувствовал «несчастненьким». Пороки человечества на социальные язвы списывали... А в заточении побывали многие, даже Пушкин провел 20 суток за решеткой — за то, что молдавскому князю по лицу съездил. Соглашусь с Шелегом в главном: «жанр», блатная ли песня, каторжная, шансонная — суть наше творческое народное богатство. С национальностью достояния сложнее, но это в общем-то, мало что меняет. Пусть, как писал критик Артем Троицкий, это русско-еврейско-цыганские песни, но это наши песни, таких нигде в мире больше не сыщешь... Кстати, Андрей Синявский в статье «Отечество. Блатная песня...» пишет, чтоблатняк — это все-таки песня русская:

«Национальная (песня), на вздыбленной российской равнине ставшая блатной. То есть потерявшая, кажется, все координаты: честь, совесть, семью, религию». Но глубже других современных песен помнит она о себе, что она — русская». *****