— Гляди ты, какая вымахала! — говорит Коля.
— Да и ты на месте не стоял,— отвечаю.
Росли мы в одной деревне, и дома наши бок о бок стояли. Лесничий Колю из милости держал: дальним родственником ему приходился. Сам лесничий ничего человек был, а вот его сын, Касьян, форменный людоед, никакой жалости в сердце. Он-то всем хозяйством и заправлял. Твоя бабушка, ягодка, у лесничего по дому работала, с утра до ночи толкалась там, света белого не видела. Жили мы беднее бедного: голодные, холодные, одежонка с чужого плеча...
Касьян тиранил Колю-сиротинушку, бил его смертным боем. Люди осуждали, да только за глаза, боялись вмешиваться: у кого деньги, у того и власть. И мне от Касьяна влетало. Позвала меня как-то мать на кухню— надумала хоть раз досыга накормить. Велела в кустах спрятаться и сигнала ждать. Мне в ту пору не то шесть, не то семь годков было. Сижу, жду от мамки сигнала, а дождь ливмя льет, иссек мне всю спину, мокрехонька, будто из речки выскочила.
Вижу, мать в окне маячит, пальцем к себе приманивает. Я выскочила и шмыг на кухню, да под стол. Мать подала мне миску с едой — псе, что удалось с тарелок сгрести, недоеденное. Я глотаю, глотаю, жевать некогда, к тому ж страх еще — не свое ем.
И тут на пороге сапоги гармошкой появились, только у Касьяна такие. Оробела я, хлебушко во рту застрял — ни прожевать, ни проглотить. А сапоги взяли себе и ушли с миром. Но только я дух перевела, как они снова показались, на этот раз с ними рядом метла. И стал Касьян этой метлой выгонять меня. «Пошла, пошла вон, попрошайка!» — кричал, а сам ьсе норовил в лицо прутьями хлестнуть! Я — в слезы, мать чуть не на коленях просила Касьяна смилостивиться, да где там! И тут откуда ни возьмись Коля. Схватился за метлу обеими руками и не отпускал до тех пор, пока Касьян ему такого пинка не поддал, что парнишка отлетел за версту.
Вот так, ягодка, детство мое проходило... Раз собрался Касьян по делам в город. Кучер что-то замешкал, а лошадь в это время хлысь Касьяна хвостом по лицу — мухи в то утро свирепствовали. Коля рассмеялся. Касьян прямо-таки озверел: «Насмешки надо мной строить?» Схватил мальчонку за ухо и поволок в сарай. Он всегда бил его там, свалит на лавку и стегает сколь вздумается.
А мы в тот день договорились с Колей: как только Касьян съедет со двора, я приду. Вижу, дело плохо. Пролезла через дырку в заборе, пробралась к сараю, приложилась глазом к щели: стоит Коля ни жив ни мертв, порточки руками придерживает, а Касьян над ним бугаем нависает: «Ложись, кому сказано! Хуже будет!»