чПЪНПЦОП, ЙНЕООП Ч ЙОФЕТБЛФЙЧОПК, ЙЗТПЧПК, ЛПНРШАФЕТОПК МЙФЕТБФХТЕ Й УМЕДХЕФ ЙУЛБФШ УРПУПВ ЧЕТОХФШ Л МЙФЕТБФХТЕ УМЕДХАЭЕЕ РПЛПМЕОЙЕ ОЩОЕЫОЙИ РПДТПУФЛПЧ, ЧЩТПУЫЙИ ОЕ ОБ ЛОЙЗБИ, Б ОБ ЬМЕЛФТПООПК ЙОЖПТНБГЙЙ. нЩ ОЕ РТЕДУФБЧМСЕН УЕВЕ МЙФЕТБФХТХ ЧОЕ ЛОЙЦОПК ЛХМШФХТЩ, ОП УФПЙФ ОБРПНОЙФШ, ЮФП УМПЧЕУОПУФШ ОБНОПЗП ДТЕЧОЕЕ ОЕ ФПМШЛП ЛОЙЗ, ОП Й УБНПК РЙУШНЕООПУФЙ. рТЙЮЕН Ч ПВЭЕУФЧБИ, ОЕ ЪОБЧЫЙИ РЙУШНБ, МЙФЕТБФХТБ Ч ЧЙДЕ ЖПМШЛМПТБ, НЙЖПЧ, НБЗЙЮЕУЛЙИ ТЙФХБМПЧ ЙЗТБМБ ВПМЕЕ ЧБЦОХА ТПМШ, ЮЕН Ч ОБЫЕК ГЙЧЙМЙЪБГЙЙ. лОЙЗБ — МЙЫШ ПДОБ ЙЪ ЖПТН УХЭЕУФЧПЧБОЙС МЙФЕТБФХТЩ. б ЬФП ЪОБЮЙФ, ЮФП ЕК ОБ УНЕОХ НПЦЕФ РТЙКФЙ ОЕЮФП ДТХЗПЕ. оБРТЙНЕТ — ЬМЕЛФТПООБС ЛОЙЗБ.
бМЕЛУБОДТ зЕОЙУ
Source URL: http://magazines.russ.ru/inostran/1999/10/genis.html
* * *
Журнальный зал | Знамя, 1999 N12 | Александр ГЕНИС
Развиваясь, эмбрион повторяет ходы эволюции. Поэтому всякое детство отчасти викторианское. Впрочем, ребенком я относился к Холмсу прохладно. Мне больше нравился Брэм. С ним хорошо болелось. Могучие фолианты цвета горького шоколада давили на грудь, стесняя восторгом дыхание. Траченый латынью текст был скучным, но казался взрослым. Зато он пестрел (как изюм в булочках, носивших злодейское по нынешним временам имя “калорийные”) охотничьими рассказами. “С коровой в пасти лев перепрыгивает пятиметровую стену крааля”. (О, это заикающееся эстонское “а”, экзотический трофей — от щедрот. Так Аврам стал Авраамом и Сара — Саррой). Но лучше всего были сочные, почти переводные, картинки. Они прикрывались доверчиво льнущей папиросной бумагой.
Холмса я полюбил вместе с Англией, скитаясь по следам собаки Баскервиллей в холмах Девоншира. Болота мне там увидеть не довелось — мешал туман, плотный, как девонширские же двойные сливки, любимое лакомство эльфов. Несколько шагов от дороги, и уже все равно, куда идти. Чтобы вернуться к машине, мы придавливали камнями листы непривычно развязной газеты с грудастыми девицами. В сером воздухе они путеводно белели.
В глухом тумане слышен лишь звериный вой, в слепом тумане видна лишь фосфорическая пасть.
Трудно не заблудиться в девонширских пустошах. Особенно — овцам. Ими кормятся одичавшие собаки, небезопасные и для одинокого путника. В этих краях готическая драма превращается в полицейскую с той же естественностью, что и в рассказах Конан Дойла.
Его считали певцом Лондона, но путешествия Холмса покрывают всю Англию. Географические указания так назойливо точны, что ими не пренебречь.
Вычерчивая приключенческую карту своей страны, Конан Дойл исподтишка готовил возрождение мифа, устроенное следующим поколением английских писателей.