Когда я пришел в себя, пододвинул табуретку и вынул еще не опавший, но уже ставший мягким член, то первым чувством было удивление: как же это он там поместился. Марта была уже совершенно спокойна и пыталась вытащить какую-то соломинку из дивана. Немного погодя она вышла на середину комнаты и, снова натужившись, выдавила из себя на пол лужицу спермы. Наверное, для красоты. Нечто подобное часто выделывала несравненная подРужка Л., наверно, из баловства она любила "кончить" мне на живот моей же спермой... Эх, былые дни...
Обед был на редкость кстати. Подружка не задавала вопросов, но вся так и светилась интересом. За чаем она указывая на лужицу спросила:
- Не получилось? Мастурбировал?
- Да нет, уж скорее получилось... расскажу позже, за ужином.
Ужина, однако не было, рано легли спать. Дров, несмотря на мороз, хватило, - то ли дом уже прогрелся, то ли наше умение заготавливать дрова возросло многократно... Мне снилось путешествие в какую-то горную страну, где (так себе сон, да и после него было нудновато...) (... ) Я взял поводок в руки и повел ее в дом. Она пошла без понуканий, как собака на прогулку (скучно, наверно, быть привязанной!). Разделся, как обычно, до пояса снизу, отвязал привязь (однако оставил ошейник, дабы не натягивать более шкуру на плечах), взял в коридоре раскладной стульчик и снял со стены большое зеркало - поставил его к остывшей печке спереди Марты - мне хотелось видеть ее не только со спины... Эрекция никак не спадала, как я ни пытался перевести мысли на посторонние предметы... Пришлось снова воспользоваться снегом. Подружка не задавала вопросов и вообще старалась не замечать меня и Марту, находя и далее весь световой день дела на улице, вплоть до самых идиотских типа уборки снега с машины... Вернувшись в комнату, я обнаружил Марту, внимательно смотрящей в зеркало, и, без особых предварительных ласк, торопясь, задвинул испугавшуюся снега головку члена в, казалось, раскаленное нутро Марты. Я забыл про смазку, но она была внутри такой горячей и влажной, что вслед за головкой Он весь скрылся внутри.
Мы уже привыкли к незнакомой анатомии друг друга, и в сегодняшнем соитии не было чистого восторга утренней свежести, как вчера, но в техническом плане мы стали на голову выше. Я теперь мог следить за ее эмоциональным состоянием, экспериментировать и выявлять, как ей нравится больше - короче, старался сделать этот "забег" "для нее". Я уже не двигался яростно, как поршень в цилиндре мотора или паровозное дышло, теперь я то покачивался, пытаясь обрисовать головкой внутри незримую спираль, уходящую вглубь, то, задвинув член на полную длину, массировал ее бока и плечи, то, лежа на ее спине, нежно теребил черные соски, не ведавшие искажающего природную красоту вскармливания детей. Я был художником, в непознаваемой неге творящим новое полотно на свежезагрунтованном холсте. Ее глаза с неподражаемыми желтыми вертикальными зрачками чуть заметно прищуривались в такт моему внутри нее танцу, язык спешно и как бы виновато облизывал тонкие губы. Я почувствовал, что должен поставить на этом эскизе свою подпись, и решительно взялся за ошейник... Несколько резких ударов - я снова творил "для себя", сметая преграды и забыв об условностях. Марта со стоном выдохнула воздух и запрокинула голову. Возможно, это был знак, я взял ее за рога продолжая, как ледокол, свое путешествие. Ее глаза были закрыты, нижняя челюсть подрагивала... Электрический удар долгожданной эякуляции - и, извергая семя, я впился в ее шею справа в бесконечно глубоком вдохе-укусе-поцелуе... На краткий миг мое отражение в зеркале попало в поле зрения: на меня, злобно оскалясь, смотрел, смотрел юноша - много моложе меня, очень похожий, но совершенно чужой; смотрел рыжими яростными глазами - чуть затуманенными полунадвинутым сбоку третьим веком...