Я обернулся на звук проезжающей машины и увидел выезжающий на кладбище катафалк, пышно украшенный букетами цветов и крестообразными траурными венками. В мастерской каменотеса напротив кладбищенских ворот, на полке, стояли бледные, пыльные бюстики Мадонны. Горящий кончик лежащей на могильном камне сигареты, которой меня угостил молодой каменотес, висел в воздухе. «Из праха вышел и в прах обратишься!» – произнес, благословляя нас, деревенский священник Франц Райнталер и кончиком пальца, к которому прилипли частички пепла, нарисовал на наших детских лбах крест. В мастерской между стеной и сертификатом каменотеса были вставлены портрет папы Иоанна XXIII и изображение Иисуса из Назарета, указательным пальцем левой руки показывающего на рану на груди, через которую было видно его пронзенное сердце. Рядом висели рекламный плакат с подсвеченными надгробными плитами, а поверх него – большая фотография римской футбольной команды. Увидев обкусанный ноготь каменотеса, я вспомнил, что ребенком так часто и основательно грыз ногти, что из пальцев начинала идти кровь и они болели потом целыми днями. Прежде чем протянуть контракт, каменотес выразил свое соболезнование вошедшим в мастерскую двум одетым в траур женщинам и мужчине. Молодая женщина подала ему паспорт с фотографией старика. Вдова молча стояла рядом и внимательно следила за разговором. Перед кладбищенскими воротами продавщица цветов, повязавшая вместо передника черный пластиковый пакет для мусора, на котором, как на кинопленке, был изображен Колизей, ела только что зажаренную куриную ногу и поливала оливковым маслом кусок белого хлеба, посыпанный чесноком. За соседним прилавком молодая цветочница опрыскивала из красного пульверизатора белые и желтые маргаритки. Распевая народную неаполитанскую песню, мужчина за прилавком составлял траурный букет из белых и красных гвоздик, оранжевых лилий, голубых цветов-башмачков, которые он вставлял между листьями лавра и клена. С одной стороны траурной ленты, которую он напоследок прикрепил к крестообразному букету, было написано «Il Nonno Mario», a на другой – «Zie e zii». Прикрепив степлером обе черные ленты к цветочным лепесткам, он опрыскал из куклы-пульверизатора с маленьким отверстием в голове готовый траурный букет и, положив его себе на плечо, понес в лавку. На асфальте, на том месте, где он составлял букет, остались лежать пара листьев лавра и оранжевый с черными точками лепесток лилии. Одетые в черное монахини и священник вместе с тридцатью монголоидного вида детьми спешно направлялись в морг, куда также хотел попасть и я вместе с одной дамой, чтобы там пройтись от гроба к гробу. Однако глухонемой служитель морга преградил нам дорогу и, издавая звериный рык, зажал ноздри указательным и большим пальцами правой руки, давая нам понять, что трупный запах в морге так силен, что никто не должен туда входить. Двадцать серебряных распятий сияли на солнце на груди идущих из кладбищенской церкви монахинь. В кладбищенской церкви монгольского вида юноша крестился всякий раз, когда проходил мимо образа Святого, висящего на стене. Глядя на то, как бабушка, кротко держа мальчика за руку, шла вместе с ним по заасфальтированной аллее кладбища, я вспомнил, как каждый раз мне было неприятно, когда дедушка крепко брал меня за руку своей липкой рукой и мы вместе возвращались по утопающей в снегу деревне домой после воскресной мессы. Молодой парень из соседней деревни, работавший в морге, рассказывал мне, что уложил феном холодные волосы девушки, погибшей в автомобильной аварии. Затем он накрасил ей веки, а синие губы подвел красной помадой, а прежде чем сложить ей, как в молитве, руки, красным лаком накрасил ей ногти. Между пальцев девушки он вложил нарисованную отцом Францем Райнталером картинку, на которой была изображена женщина, держащая на серебряном блюде голову Иоанна Крестителя, так как юноше, управлявшему мотоциклом, на котором ехала девушка, грузовиком оторвало голову. Иногда, рассказывал он мне, я отвозил красивого, всего несколько часов назад умершего мальчика в отдельную комнату, закрывал дверь, подходил к уже обмытому и одетому родителями мертвому телу, раздевал его и дрожащими руками прикасался к его половым органам.