Прежде чем я спустился в долину и сел на поезд, идущий в Рим, Варвара Васильевна сплела мне венок из травы, вплетя в него несколько цветков календулы, и надела его мне на голову. Незадолго до того, как поезд должен был прибыть в Вечный Город, он свернул, сойдя с рельсов, в лес, где я сошел и увидел в болоте, полном пиявок, голого мальчика, который кидался болотной тиной. Мальчик посмотрел на меня, выбежал из болота, чтобы повалить меня и ограбить, но прежде чем он успел меня схватить, его сменил другой образ: я открыл церковную дарохранительницу и увидел аккуратно припрятанные в ней серые потроха.
Охотник из Курпфальтца скачет по зеленому лесу, он стреляет ту дичь, которая ему нравится. Охо-хо, охо-хо. Весела здесь охота в зеленых пустошах. И хотя сейчас, говоря на охотничьем жаргоне, не сезон, деревенский охотник, по профессии полицейский, положив рядом с биноклем винтовку, на своем зеленом джипе съехал по бревнам крутого спуска, ведущего от моей родной деревни, раскинувшейся крестообразно, к берегу Драу. На берегу изуродованной австрийской электроэнергетикой камерингского затона он, прежде чем выйти из машины, открыл дверь, выпустив свою охотничью собаку Вальти. Ночью, засунув зеленую ветку в окровавленную пасть косули, он положил ее в багажник своего зеленого джипа и вместе с другим удачливым охотником-убийцей опрокидывал одну за другой стопки шнапса, который растекался по его вырезанному хирургом в форме топора языку. Затем надел зеленую пижаму и нырнул, взяв в рот еловую веточку, под простыню. Простыня, которой он накрыл свое пропотевшее тело – исходившее кровью, так как душа его жаждала убийства – и свой детородный орган, простыня эта была в пятнах человеческой крови – служба есть служба и шнапс есть шнапс! Простыня, на которую он возложил свой хребет, огромную, как лошадиный круп, задницу – «Моя собака всегда со мной в этом зеленом охотничьем угодье!» – простыня эта была в пятнах крови ланей и оленей. По обе стороны от висевшего над его кроватью большого образа, на котором Господь из Назарета был представлен пастырем овечьей отары, были прикреплены головы двух молодых оленей с траурными лентами. Сейчас не еду я домой, пока кукушка не прокукует мне свою ночь, во всю зеленую долину. Охо-хо! Охо-хо! Весела здесь охота в зеленых пустошах, здесь в зеленых пустошах!
Умирающего папу Иоанна XIII должны были еще живого положить в гроб. Я подошел к лежащему в агонии папе, протянул ему руку и сказал: «Иисус Христос!» Карабинер схватил меня за рукав и дал понять, чтобы я был почтителен, в то время как папа умирает, чтобы я перестал писать и спрятал свою записную книжку, в которой были изображения обряженных и высохших тел епископов и кардиналов из Коридора Священников катакомб капуцинов в Палермо. После того как многочисленные, одетые в парадные ризы епископы набальзамировали и обрядили тело папы, служка неожиданно поднял съежившееся до размеров младенческого мертвое тело и положил его в обувную коробку. Я высыпал крошки облаток на останки папы, взял обувную коробку и наклеил на нее почтовую марку с изображением папы Иоанна Павла II. В другой части сна, когда я снова увидел лежащее передо мной в гробу мертвое тело папы, уже в натуральную величину, я заметил, что его красные бархатные туфли всего лишь декорация и что на самом деле его ступни совершенно босы.