Время вызова 2 Песнь жизни (Лисина) - страница 21

Неужели Тир считает, что я способен на такое изуверство?!! Могу по капле выцеживать жизнь из родной крови, чтобы прожить на несколько лет или десятилетий больше, чем отпущено?! Что только ради этого умолял вернуться единственного сына?!! И без всякой надежды звал его самого - чудом уцелевшего внука, которого не чаял даже увидеть?!! Неужели он полагает, что я опустился до Проклятого и решил забрать чужую жизнь в обмен на свою?! Неужели думает, что я - такое же кровожадное чудовище, способное бестрепетно распять на алтаре самое дорогое, что только осталось?! Неужели посчитал, что я уподоблюсь Изиару?!!!

Тирриниэль моментально вспомнил все, о чем сумел рассказать ему перстень старшего сына; как наяву, увидел все, что было написано на стенах древнего Лабиринта... кровью написано! живой кровью умирающего Торриэля!!.. сполна ощутил боль от пронзавших чужие тела ритуальных копий; затем вспомнил, как почти умер в день их последней встречи (восемь раз подряд!); как его глазами увидел искаженное безумием лицо Проклятого Владыки и услышал потусторонний шепот умерших предков, до сих пор взывающих к отмщению. А потом снова ожил, взмокший от пережитого и тщетно пытающийся преодолеть нервную дрожь в руках.

Неужели Тир ненавидит нас настолько, что подумал, будто я на ЭТО способен?!!

Побледнев, как полотно, эльф покачнулся от накатившего ужаса, устало прикрыл веки и в тот же миг почувствовал, как что-то болезненно сжалось в груди. Да так сильно, что в глазах стремительно потемнело, а из горла сам собой вырвался странный звук, больше похожий на горестный стон.

Мальчик, кем же тогда ты считаешь меня, если решил высказать свои предположения?! За что так люто ненавидишь?! За что уподобил Проклятому Безумцу?! Разве я заслужил такую оценку?!..

Тирриниэль судорожно сглотнул, не в силах справиться с новыми для себя ощущениями. Оглушенный, ошеломленный и почти сломленный, он потеряно замер посреди белоснежной Рощи, тщетно пытаясь избавиться от нарастающего гула в ушах. Нет, не обида это была и не злость. Не горечь от неправедного обвинения. Не предательство, не боль и даже не ярость от обрушившегося на него обвинения. Нет. У него будто сердце безжалостно вырезали на живую, душу вырвали и, скомкав, небрежно бросили под ноги. Сожгли изнутри, испепелили все, что было когда-то. А вместо живой плоти внутри осталась лишь странная пустота, в которой глумилась и плескалась, не зная границ, вездесущая тоска. И на мгновение даже показалось, что смерть будет гораздо милосерднее, чем это царство пустоты и неподвижности вокруг. Гораздо милосерднее такой жизни, в которой ты только и сумел, что заработать себе славу кровожадного, готового идти по трупам родичей монстра.