Я повиновался, все еще опасаясь увидѣть передъ собой грозное лицо, нагнавщее такой ужасъ на меня во мракѣ ночи. Но его не было… въ теченіе нѣсколькихъ мгновеній я ничего не видѣлъ… и облегченно вздохнулъ: вѣдь, я ежеминутно ожидалъ увидѣть это обращенное ко мнѣ лицо съ оскаленными отъ гнѣва зубами. Но вслѣдъ за этимъ я весь затрепеталъ отъ восторга: Себуа незамѣтно провелъ меня какъ разъ къ лотосовому пруду; и снова здѣсь склонясь надъ нимъ и припавъ къ его свѣтло текущимъ водамъ, пила красавица, золотистыя волосы которой наполовину скрывали отъ меня ея лицо.
„Заговори съ ней“! крикнулъ Себуа: „По твоему лицу вижу, что она здѣсь. О заговори съ ней! Изъ жрецовъ настоящаго поколѣнія ни одинъ не удостоился чести говорить съ ней. Заговори съ ней: мы нуждаемся въ ея помощи!“
Какъ и вчера, онъ упалъ на колѣни рядомъ со мной. Въ лицѣ его выражались страсть и сознаніе важности момента, въ глазахъ свѣтилось молитвенное благоговѣніе. При взглядѣ на него я отступилъ, побѣжденный самъ не знаю чѣмъ; мнѣ казалось, будто, съ одной стороны, звала меня къ себѣ златовласая красавица, а съ другой, толкалъ къ ней Себуа; и въ то же время я сознавалъ, что приподнялся на воздухъ и направился къ пруду съ лотосами; достигши края его, я перегнулся надъ нимъ и прикоснулся къ ея одеждѣ, лежавшей на поверхности воды. Поднявъ голову, я пробовалъ было заглянуть ей въ лицо, но не могъ разсмотрѣть его: изъ него исходилъ такой свѣтъ, что мнѣ оставалось только любоваться имъ такъ, какъ сталъ бы любоваться солнцемъ. На головѣ я ощущалъ прикосновеніе ея руки, до моего сознанія доходили исходившія изъ ея устъ слова, хотя я едва сознавалъ, что слышу ихъ. „Дитя съ открытыми очами“, говорила она: „на твоей чистой душѣ лежитъ тяжелая обязанность; но оставайся только вблизи меня, источника свѣта, и я укажу тебѣ путь, которымъ ты долженъ идти“.
„Мать“, произнесъ я: „а какъ быть относительно тьмы?“
Я не смѣлъ поставить вопроса яснѣе; мнѣ казалось, что стоило только упомянуть о страшномъ образѣ, чтобы оно тотчасъ же предстало передо мной, пылая бѣшенствомъ. Я почувствовалъ какъ при этихъ словахъ легкая дрожь перебѣжала съ ея руки на меня, и подумалъ уже, что сейчасъ разразится надо мной ея гнѣвъ; но слова ея по прежнему доносились до моего сознанія, нѣжныя и мягкія какъ дождевыя капли, вызывая въ моей душѣ то представленіе о божественномъ ниспосланіи, которое мы, жители вѣчно жаждущей страны, связываемъ съ наступленіемъ дождливой поры.
„Не страшиться надо тьмы, а побѣждать и оттѣснять ее по мѣрѣ того, какъ душа становится сильнѣе подъ дѣйствіемъ свѣта и сама пропитывается вся свѣтомъ. Сынъ мой, въ святилищѣ потому царствуетъ тьма, что поклоняющіеся въ немъ не могутъ выносить яркаго сіянія истиннаго свѣта. Изъ твоего внутренняго міра исключенъ свѣтъ умственный, чтобы свѣтъ духовный одинъ освѣщалъ его. А слѣпые жрецы, пойманные въ сѣти собственнаго обмана, поклоняются порожденію тьмы. Они поносятъ мое имя, пользуясь имъ. Передай имъ, сынъ мой, что Царицѣ ихъ нѣтъ мѣста во тьмѣ, что нѣтъ у нихъ Царицы, и нѣтъ иного руководителя, кромѣ собственныхъ похотей. Они просили, чтобы я по прежнему сообщалась съ ними, не такъ ли? Такъ вотъ первое сообщеніе, которое поручаю тебѣ передать имъ“.