— Она
родилась всего
семьдесят лет
назад.
Бау
поднял брови.
— Такая
юная? Она именно
такая, о какой
ты мечтал?
— Лучше,
— Лаклейн провел
пальцами по
волосам. — Я
не мог и представить
себе такую
пару, как она.
Сообразительную,
со столь изворотливым
и сложным умом,
что мне никогда
ее не постичь.
Еще она слишком
красива и так
скрытна, что
страшно меня
раздражает,
но, тем не менее,
не похожа ни
на одну из женщин,
что я когда-либо
встречал, — он
сделал очередной
глоток виски,
на этот раз
наслаждаясь
им. — Чем лучше
я понимаю ее
манеру выражаться,
тем больше
осознаю, что
моя пара —
остроумная
и смешная девчонка,
— он рассеянно
улыбнулся, без
сомнения, вспоминая
что-то забавное.
Наконец, снова
посмотрев на
Боу, Лаклейн
сказал: — Я не
ожидал, что
моей пары будет
чувство юмора,
но невероятно
этому рад.
Боу
понял, что
происходит
нечто невероятное.
На лице Лаклейна
- и это спустя
так мало времени
после пыток
- появилась
улыбка. Если
раньше Боу был
убежден, что
его друг введен
в заблуждение
и ошибается
насчет своей
пары, то сейчас
он уже так не
думал. Лаклейн
потерял голову
от этой Эммалин.
Совершенно
очевидно, что
она была той
единственной.
— И как
ты планируешь
с ней жить?
Думается, тут
необходима
особая забота
и кормежка.
— Она
пьет из меня.
Никогда раньше
не пила из другого
живого существа.
И хотя
Боу уже видел
шею Лаклейна,
он все равно
удивился.
— Она
не убивает,
чтобы кормиться?
— Ни
разу не убивала,
— заявил Лаклейн
гордо. — Меня
это тоже поразило,
но она очень
нежная, никогда
и мухи не обидит.
Мне пришлось
заставлять
ее пить из себя.
— Вот
почему твоя
нога не заживает
так, как следовало
бы, — заметил
Боу.
— Крошечная
цена, которую
приходится
платить.
— И на
что это похоже,
когда она пьет?
— пока Лаклейн
пытался сформулировать
ответ, Боу
продолжил: —
Выражение
лица, которое
ты пытаешься
скрыть, говорит
о многом. — Господи,
ему это нравилось.
Лаклейн
провел рукой
по губам.
— Процесс
невероятно…
приятный. Но
помимо этого,
я уверен, что
он соединяет
нас. Связывает.
По крайней
мере, так он
действует на
меня. — Уже тихим
голосом он
признался: —
Думаю, я стал
жаждать этих
моментов сильнее,
чем сама Эмма.
Совершенно
потерял от нее
голову. Пусть
Эмма и была
вампиршей, Боу
завидовал
этому чувству.
— И как
столь юная
бессмертная
относится к
великой судьбе
быть твоей
королевой?
— Она
не знает об
этом, — увидев,
как на него
посмотрел Боу,
Лаклейн добавил:
— Она бы этому
не обрадовалась.
Как я уже сказал,
я… я обращался
с ней не так,
как должен
был. Не оказывал
ей уважения
и не утруждал
себя попытками
скрыть свое
отношение к
ее вампирской
природе. Все,
что она сейчас
хочет — вернуться
домой, и я ее
не виню.