Кровать
завертелась
еще неистовее.
Озарение нахлынуло
на нее, и она
нахмурилась.
Он напоил
ее.
Ублюдок
напился сам…
так чтобы она…
когда станет
пить… Ах, он
сукин сын! Она
даже не знала,
что такое возможно!
Она
отплатит ему
за это. Невероятно,
обмануть ее
таким вот образом.
Она не могла
доверять ему.
Он сказал, что
не будет ей
лгать, но содеянное
было в равной
степени нечестно.
Раньше
она бы просто
покорно смирилась,
как и во всех
других случаях,
когда ее желания
и чувства
игнорировались.
Но сейчас она
отказывалась.
Лаклейну следовало
преподать
урок. Он должен
усвоить, что
в какой-то момент
прошедших семи
дней она превратилась
в создание, с
которым не
стоит связываться.
Когда
Эмма в тридцатый
раз с его ухода
облизнула
губы, ей пришла
в голову неясная
еще мысль.
Порочная,
злая мысль.
Смутившись,
она огляделась,
словно бы кто-то
мог подслушать
ее. Если ему
хочется играть
грязно, хочется
швырнуть ей
эту перчатку,
она поднимет
ее…
Она
сможет это
сделать. Черт
побери, она
может быть
злой, может.
Смутное
воспоминание
всплыло из
глубин ее памяти.
Когда Эмма
была младше,
она как-то спросила
свою тетку
Мист, почему
вампиры такие
злые. Та ответила,
что это их природа.
Эмма пьяно
усмехнулась.
Время
вернуться к
собственной
природе.
Эмму
разбудил звонок
телефона. За
всю историю
существования
телефонной
связи ни один
телефон никогда
не звучал так
раздражающе.
Ей хотелось
разнести его
вдребезги.
Заворочавшись
в коконе одеял,
Эмма открыла
еще затуманенные
сном глаза и
увидела, как
Лаклейн выбрался
из кровати и
захромал к
аппарату.
Вытащив
руку, она провела
ею по теплому
покрывалу. Он
лежал здесь,
вытянувшись
поверх него.
Наблюдал ли
Лаклейн за
тем, как она
спит?
Тем
временем ликан,
подняв трубку,
заговорил:
— Он
всё еще не вернулся?
Тогда продолжайте
поиски… меня
не волнует.
Позвоните мне
сразу же, как
найдете его,
— положив трубку,
он провел рукой
по волосам.
Эмма не могла
вспомнить,
когда в последний
раз видела
кого-то столь
изможденного,
каким сейчас
выглядел Лаклейн.
Она услышала,
как он устало
выдохнул, заметила
его напрягшиеся
плечи. Она знала,
что он искал
брата, и ей было
жаль, что он
не знал, где
тот находится.
После всех
этих лет Лаклейн
всё еще не мог
сообщить брату,
что он жив. Эмма
сочувствовала
ему.
До тех
пор, пока не
встала.
Тотчас
же в ее голове
застучали
барабаны, и
пока она, пошатываясь,
шла к ванной,
поняла, что во
рту у нее совершенно
сухо. Чистка
зубов и душ
немного поспособствовали
общему состоянию,
но практически
ничего не сделали
с головокружением.