Прежде
чем его вновь
охватила ярость,
он позволил
своему взгляду
задержаться
на других частях
ее тела, медленно
стащив с нее
одеяло вниз.
Она не воспротивилась,
все еще находясь
в глубоком
сне.
«Нет,
в обычной ситуации
она бы его не
привлекла»,
решил Лаклейн.
Но ночная рубашка,
которую он
стащил вниз
с ее талии, открыла
его взору небольшие,
но полные груди
идеальной
формы - которые,
как он помнил,
прекрасно
помещались
в его ладонях,
с тугими сосками,
что так возбудили
его прошлой
ночью.
Проведя
костяшкой
пальца по ее
тонкой талии
и дальше к
сбившемуся
в комок шелку,
Лаклейн коснулся
ее белокурых
завитков. Все
же он должен
был признать,
что ему нравилось
касаться ее.
И в данный момент
он просто умирал
от желания
попробовать
ее там.
Он,
несомненно,
был просто
больным ублюдком,
уже лишь обдумывая
подобное по
отношению к
вампиру, считая
одну из них
такой привлекательной.
Но с другой
стороны, разве
ему не может
быть позволена
небольшая
поблажка? Ведь
он не видел
женщину-ликана
уже почти два
столетия. Это
было единственной
причиной, по
которой он
умирал от желания
поцеловать
ее.
Он знал,
что закат уже
близок, и скоро
она должна
будет проснуться.
Так почему не
разбудить ее,
даровав то
наслаждение,
в котором она
отказала себе
прошлой ночью?
Когда
он развел ее
белоснежные,
нежные, как
шелк, бедра, и
устроился
между ними,
Эмма издала
тихий стон, но
так и не проснулась.
Возможно, прошлой
ночью она и
решила, что ее
страх или гордость
сильнее желания,
но ее тело молило
о разрядке. Ей
было просто
необходимо
кончить.
С этой
мыслью, он, даже
не попытавшись
быть более
нежным, просто
накинулся на
нее с жадностью
голодного
волка. При первом
же прикосновении
к ее плоти Лаклейн
протяжно застонал
от силы пронзившего
его наслаждения
и начал неистово
лизать ее влажность,
резко толкаясь
бедрами в матрац.
Отчего ласкать
ее было так
непередаваемо
приятно? Как
он мог испытывать
такое наслаждение
– словно она
и правда была
той, которую
он так долго
ждал?
Когда
ее бедра сжались
вокруг него,
Лаклейн пронзил
ее плоть своим
языком, и резко
втянул крохотный
бугорок в себя.
Взглянув на
нее, он заметил,
что ее руки
закинуты вверх,
дыхание участилось,
а соски превратились
в тугие горошины.
Он знал,
что она была
близка к оргазму,
хотя все еще
спала. Внезапно
Лаклейн что-то
почувствовал,
какое-то изменение
в воздухе,
заставившее
его напрячься,
а волосы на
затылке стать
дыбом. Но он
попросту забылся
в ее вкусе, тонул
в наслаждении,
в то время как
она становилась
все влажнее
и влажнее под
его ласками.