Какое-то
время он пристально
смотрел на
нее, по-видимому,
не зная как
поступить. А
затем отпустил
еще минуту
назад удерживаемые
руки и обхватил
ее голову ладонями.
В этот миг он
действительно
походил на
волка.
- Справедливо.
От
удивления Эмма
открыла рот.
- Тебе
полегчало?
- Да, -
честно призналась
она. Впервые
в жизни Эммалин
почувствовала
себя сильной,
полной энергии,
и не важно, что
это продлилось
всего миг. В
следующий раз,
если Лаклейн
вновь потащит
ее в ресторан,
решит разыграть
из себя в номере
рок-звезду на
срыве или разбудит
поцелуями в
интимных местах
– она снова
ударит его.
Будто
прочтя ее мысли,
он предупредил.
- Но не
вздумай снова
бить меня.
- Тогда
не вздумай
нарушать свои
обещания.
Заметив
его озадаченный
взгляд, Эмма
пояснила.
- Ты
клялся, что не
прикоснешься
ко мне. Но ты…
ты касался
моих грудей.
- Я клялся,
что не притронусь
к тебе, если
ты сама того
не захочешь,
- слегка приподнявшись
на локтях, ликан
провел обратной
стороной ладони
вниз по ее боку.
Эмме пришлось
подавить желание
выгнуться и
потянуться
навстречу его
прикосновению
подобно кошке.
- Скажи
мне прямо сейчас,
что ты этого
не жаждала.
Она
отвернулась,
сокрушенная
тем, каким
привлекательным
находила этого
ликана; как
была готова
завопить, когда
лишилась тепла
его ладони,
почти полностью
укрывавшей
ее груди. А это
ощущение его
горячего рта,
ласкающего
сосок…
Оставаясь
прижатой его
телом, Эмма
чувствовала,
как в нее упирается
твердая, напряженная
эрекция, заставляя
ее плоть увлажняться
все сильнее.
- Этого
больше не
повториться,
так и знай.
Его
губы изогнулись
в порочной
ухмылке, при
виде которой
у нее тут же
перехватило
дух.
- Тогда
все, что тебе
нужно сделать
в следующий
раз это вытащить
свои клычечки
из моей руки
ровно настолько,
чтобы сказать
«нет». Произнести
всего одно
единственное
слово.
Эмма
натянула ночнушку
обратно, чувствуя,
как в ней вновь
закипает желание
ударить его.
Ублюдок знал,
что она не сможет
оторвать от
него свои клыки
так же, как не
смогла бы перестать
дышать.
- Ты
предполагаешь,
что я снова
буду пить из
тебя?
Одарив
ее сексуальной,
как сам грех,
самодовольной
ухмылкой, ликан
произнес. - Боюсь,
даже буду
настаивать.
Эмма
отвернулась,
пораженная
осознанием
своего поступка.
Она на самом
деле пила живую
кровь. И теперь
официально
стала пиявкой.
Самым
ужасным было
то, что испытуемое
ею в тот момент
чувство было
сродни возвращению
домой, как будто
все, наконец,
стало на свои
места. И теперь
она боялась,
что уже не сможет
вернуться
назад к холодным
пластмассовым
пакетам с кровью.
Что же за гадость
она пила до
этого?