Круто обрывалась над бездной взлетевшая на вершину тропа. Саакадзе,
вопреки своей неизменной недоверчивости,
решил упрочить сговор с князьями и охотно пошел на переговоры со всеми, кто
обещал дать войско.
Итак, все началось сызнова, хотя в повторении уже много раз пройденного
мало пользы...
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Подолгу взирал князь Газнели на белесоватые облака, проносящиеся к
Шави-згва - к Черному морю. Они
заполняли громадные пространства, сами превращаясь в клубящееся море,
поглощающее горы, и лишь отдельные вершины
торчали, как острова, сопротивляясь свирепой стихии. И внезапно не стало неба,
прокатились подземные гулы, готовые вот-
вот вырваться из раскаленных глубин и разметать Бенари. И это буйство воздуха и
огня усилило чувство беспокойства,
охватившее старого князя, ибо он твердо верил, что на отуреченной земле, где
нашел приют маленький Дато, в едином
союзе действуют все нечистые силы.
"Почему медлят? Почему?" - встречал Газнели каждое утро тревожным
вопросом. Ведь решено увезти его внука,
надежду рода, в Абхазети. Но утро оставалось глухим и бесстрастно тащило за
собой влажный плащ тумана, окутывая им
продрогшие леса на угрюмых склонах.
Газнели прикладывал ко лбу, покрытому испариной, шелковый платок и в
смятении закрывал узкое окно, за резьбу
которого цеплялись серые пряди тумана. Шагая по пустынным каменным переходам,
князь не переставал ужасаться: как
мог сам он так беспечно пребывать в Тбилиси, в этой пасти дракона?
Теребя свисающие седые усы, он старался унять дрожь и то нервно снимал,
то вновь надевал на пальцы перстни с
зловеще мерцающими рубинами, то вдруг сурово останавливался перед Хорешани и
вслух продолжал свои мысли:
- А разве здесь, под крылом ястреба, именуемого Сафар-пашой, более
безопасно? Каждый день, как горячий уголь
в мангале, опасен. Мир рушится, боги беспомощны, а глупцы блаженны - ничего не
замечают!
- Конечно, в том царстве, где властвует зеленый черт, где, обняв ведьм,
под звон тимпанов пляшут козлы, веселее, -
вздыхала Хорешани и все-таки мягко настаивала: - Подождем, пока из
Константинополя вернется Дато, ведь воздух
насыщен тревогой, и, увы, неизвестно, когда еще удастся ему повидать сына. Пусть
полюбуется и убедится, что маленький
Дато растет таким же беспутным, каким вырос большой.
Хмурился, сопел Газнели, но приходилось покоряться.
Внезапно, к удивлению садовника, князь перенес свои утренние прогулки в
конюшенный двор. Прохаживаясь
вдоль стен, он прислушивался к шуму, доносившемуся из конюшни: ему ли не знать,