— О нет, мистер Уоргрейв. — Морсби посмотрел на него в упор. — Все гораздо серьезнее. Если я говорю о свидетельствах, то подразумеваю именно свидетельства. Не буду скрывать: вас видели однажды ночью почти год назад идущим в комнату мисс Уотерхаус.
Выстрел попал в цель. В этом не было сомнений. По лицу учителя пробежала мимолетная тень. Мгновение спустя он взял себя в руки.
— Чепуха. Кто вам это сказал?
— Боюсь, на этот вопрос я вам ответить не могу.
— Я так и думал, — фыркнул Уоргрейв.
— Нет-нет, я ничего не выдумываю, сэр, если вы это имеете в виду. Как я понимаю, сэр, вы отрицаете что-либо в таком роде?
— Конечно. Если вам кто-то сказал такую нелепость, то это чистая ложь. Вот и все.
— Но отношения такого рода все же существовали между вами и мисс Уотерхаус?
— Извините, нет. Ничего подобного.
— Вы их полностью отрицаете?
— Полностью.
Морсби вздохнул. Он предполагал, что с Уоргрейвом придется нелегко, и с ним действительно приходилось нелегко.
— Очень хорошо, мистер Уоргрейв. А если бы я сказал вам, что мисс Уотерхаус сама поделилась этим с подругой?..
— Я бы назвал вас злостным клеветником, — тотчас же отрубил Уоргрейв.
Морсби, прекрасно предвидевший такой ответ, снова вздохнул. И попытался зайти с другой стороны.
— Вы принимали участие в войне, сэр?
— Да.
— Вы не могли бы назвать свой полк?
— Конечно могу. Нортгемптонширский.
— Вам приходилось принимать участие в боевых действиях?
— Да. В седьмом служебном батальоне.
— И у вас, конечно, был револьвер?
— Конечно был.
— Боевой или автоматический?
— Обычный боевой.
— Он до сих пор у вас?
На этот раз Морсби не был абсолютно уверен, но ему показалось, будто по лицу Уоргрейва снова пробежала та мимолетная тень. Однако никакого ощутимого замешательства перед ответом не проявилось.
— Нет.
— Как же так?
— Вы хотите знать, что с ним произошло? В Англию он не вернулся вообще. В 1918 году, в июле, я был ранен, и мой револьвер пропал вместе со всем обмундированием и снаряжением.
— Понятно. Значит, его у вас нет со времен войны.
— Да.
Снова тупик. Но, так или иначе, Уоргрейв не потребовал присутствия адвоката. С самого начала допроса. А Морсби даже очень бы хотелось, в определенном смысле, чтобы он его потребовал. Требование адвоката означает страх проговориться; а это обычно означает виновность. Уоргрейв будто бы с презрением отверг такую возможность. И пока что, надо признать, вполне оправданно.
Пока Уоргрейв отрицал наличие у него револьвера любого вида, формы и системы, Морсби блуждал взглядом по потолку, теперь же он снова направил его в упор на допрашиваемого.