Врачи назвали это «неопознанной» окклюзией, они сказали, что это был редчайший случай — один на миллион. Возможно, если бы это как–то определили и срочно сделали операцию, то его еще можно было бы спасти. Но, скорее всего, нет. Ведь никаких показаний не было. Анализы и рентген ничего не выявили.
Доктор Фрэнсис был потрясен.
— Вы не представляете, что я сейчас испытываю. Это ужасно. Мне ужасно жаль, просто нет слов, — сказал он, ведя их в свой кабинет.
Там был какой–то врач. Он сидел на стуле, положив ноги на спинку другого стула, и смотрел телевизор, утреннюю программу. На нем была зеленая форма родильного отделения, широкие зеленые штаны и зеленая блуза, на голове зеленая шапочка. Он взглянул на Ховарда и Энн, затем на доктора Фрэнсиса. И тут же встал, выключил телевизор и вышел из кабинета. Доктор Фрэнсис подвел Энн к дивану, сел рядом с ней и заговорил тихим, утешающим голосом. В какой–то момент он наклонился и обнял ее. Она чувствовала, как его грудь поднимается и опускается возле ее плеча. Глаза ее были открыты, она даже не пыталась вырваться из его рук. Ховард прошел в ванную, но оставил дверь распахнутой. После бурного приступа рыданий он включил воду и умылся. Затем он вышел и сел возле журнального столика с телефоном. Посмотрел на телефон, так, как будто не знал, с чего же начать. Он сделал несколько звонков. Через некоторое время доктор Фрэнсис тоже стал куда–то звонить.
— Я могу что–то еще для вас сделать? — спросил он у них.
Ховард покачал головой. Энн смотрела на доктора Фрэнсиса, но, видимо, не понимала, что он говорит.
Доктор проводил их к главному выходу. Люди входили и выходили. Было одиннадцать утра. Энн заметила, как медленно, словно неохотно, она переставляет ноги. Доктор Фрэнсис велел им уходить, но ей казалось, что они должны были остаться, конечно же они должны были остаться — иначе и быть не могло. Она посмотрела наружу, на парковочную площадку, и обернулась, чтобы еще раз посмотреть на двери больницы. Она замотала головой.
— Нет–нет, — пробормотала она. — Я не могу оставить его здесь, нет.
Она слышала себя, словно со стороны, и думала, как же несправедливо, что эти ее слова очень походили на то, что говорят во всяких телевизионных программах, когда люди поражены неожиданной смертью или жестоким убийством. Она хотела, чтобы ее слова были только ее словами.
— Нет, не могу, — сказала она, почему–то вспомнив, как та негритянка уронила голову на плечо.
— Нет, — выдохнула она снова.
— Мы с вами сегодня еще поговорим — попозже, — сказал доктор Ховарду. — Надо еще кое–что сделать, чтобы получить полное представление. Придется еще кое–что выяснить.