— А
знаешь, что
самое интересное?
— Ну?
— Адвокатишку
доставили на
черной «Камри»
с тем самым
номером. На
которой Дашеньку
тогда домой
привозили. И
знаешь, кто за
рулем восседал?
Анжеров, Эдик-Говорун…
Никакой ошибки,
тот самый номер…
— Интересно
девки пляшут… —
проговорил
Смолин сквозь
зубы.
Наконец-то
какая-то персона
с той стороны
обозначилась
в реальности.
Заметная персона,
хотя в последние
годы и изрядно
полинявшая.
Итак,
Анжеров Эдуард
Степанович,
он же Эдик-Говорун,
он же Енот-Потаскун…
Личность в
шантарской
антикварке
— да и вообще
в губернии —
приметная.
Ровесник Смолина,
служил на невысокой
должности по
научной части,
на волне перестроечной
шизофрении
как-то ловко
и быстро проскользнул
в народные
трибуны, да так
двадцать лет
и бултыхался
на плаву, депутатствовал,
небольшие
должности в
областной
администрации
занимал, снова
депутатствовал,
при каких-то
мутноватых
фондах, ассоциациях
и общественных
организациях
крутился, порою
самолично их
создавая и
возглавляя.
Больших капиталов
не скопил, но
существовал
безбедно, ой,
безбедно! Как
было достоверно
известно людям
осведомленным,
несколько лет
лоббировал
интересы пары-тройки
серьезных
частных концернов
— уж наверняка
не по доброте
душевной. В тех
же осведомленных
кругах давно
известен как
любитель юных
красоточек
— но не педофил,
боже упаси,
тщательно
следит, чтобы
не налететь
на «лицо, не
достигшее…».
Много лет —
заядлый собиратель
всевозможного
антиквариата,
в коем, надо
отдать ему
должное, со
временем стал
разбираться
весьма неплохо.
Давний клиент
не только Смолина,
но и прочих
шантарских
антиквариев.
Одним словом,
фигура заметная
в определенного
рода бомонде.
Но
все это имело
место — до недавних
пор… Вот уж
годика полтора
как Эдику поплохело.
По той же самой
достоверной
информации.
Не он первый,
не он последний:
немало скользкого
народа оказалось
не у дел, отощало
и скукожилось,
потому что
поменялись
и времена, и
правила игры…
У
заматеревших
серьезных
концернов уже
не осталось
теперь задач,
которые следовало
решать с помощью
прикормленных
народных трибунов, —
все распилено,
все устаканилось.
Незаметно
скукожились
и загнулись
фонды-ассоциации,
а общественные
объединения,
пережив свое
время, опять-таки
канули в небытие.
Никто теперь
не подкидывал
господину
депутату деньжонок
на бедность
— не за что. Лучше
всего явное
обнищание
трибуна видели
как раз шантарские
антиквары:
покупочки вот
уж года полтора
сократил резко,
наоборот, стал
кое-что распродавать,
причем и то и
другое, сразу
ясно, делает
не от потери
интереса к
старине, а от
вульгарной
бедности. По-прежнему
восседает в
областной Думе,
витийствует,
на голубых
экранах маячит,
интервью дает
прессе — но это
уже одна видимость,
призрак былого,
инерция, никто
его более не
содержит, за
счет нагулянного
жирка существует,
а жирок-то не
в ладонь толщиной…