— А
если что, лично
перо в организм
суну, — сказал
Глыба, держа
выкидушку двумя
пальцами. —
Мне вообще
начихать, я
человек вольный,
сегодня здесь,
а завтра за
тридевять
земель…
— Да
ладно, — сказал
Смолин. — Человек
умный, пединститут
кончал, понимает,
что к чему… Не
самоубийца,
чай… Вы погуляйте
пока вдоль
ручейка, оба,
когда-то еще
доведется
побывать на
природе… —
Он распахнул
заднюю дверцу
машины, сел и
поманил Маевского. —
Садись, дипломированный.
Ты мне сейчас
подробно расскажешь,
о чем тебя спрашивали
и тогда, и потом…
Я тебе, может,
и буду наводящие
вопросы задавать,
но пока что мне
гораздо более
интересно
подробный
монолог послушать.
Ну давай, поработай
язычком, как
хорошая миньетчица…
Глава
седьмая
ВПЕРЕД,
В ЕВРОПУ!
Хороший
антиквар — это
в первую очередь
и искусный
дипломат. И не
только с покупателями:
даже с теми из
коллег по ремеслу,
кого ненавидишь,
а то и откровенно
презираешь,
следует всегда
сохранять
ровные, мнимо-дружеские
отношения. И
потому что
таков уж наш
веселый бизнес:
вполне может
оказаться в
один прекрасный
момент, что
именно твой
давний неприятель
станет источником
нешуточной
выгоды, мало
ли какие случаются
сделки. Ну, а
взаимные пакости
— это уже для
души, они обычно
проводятся
изощреннейшим
образом, в несколько
ходов, и на
дальнейшие
отношения
внешне не влияют…
А
посему Смолин,
направляясь
в славный магазин
«Раритет», еще
за десять метров
от крылечка
вид принял не
только простодушный,
но и предельно
доброжелательный
— теперь в нем
за километр
можно было
распознать
лучшего друга
хозяина, явившегося
исключительно
за тем, чтобы
оказать услугу
старому приятелю,
порасспрошать,
не нужна ли
помощь и поддержка,
одним словом,
кунака, пришедшего
к кунаку… Плохим
лицедеям в
антикварке
делать нечего,
господа мои.
С тротуара, как
говорится, не
спихнут, но
процветания
не дождетесь…
Нате
вам! Навстречу
Смолину двигался
вальяжный,
осанистый
благообразный
господин Яриков,
московская
стильная штучка,
Кока, он же Кака,
кому как больше
нравится. С
превеликим
удовольствием
Смолин по-простонародному
заехал бы ему
в торец, однако,
как легко догадаться,
на его лице эта
нехитрая мысль
никак не отразилась,
наоборот, он
раскланялся
вполне светски:
— Мое
почтение!
— Какие
люди! — столь
же светски
ответил милостивым
наклонением
головы столичный
гость. — Чем
ваша эпопея
кончилась,
Василий Яковлевич?
Говорят, к вам
тоже… цеплялись?
— Отбились, —
сказал Смолин
с жизнерадостной
улыбкой. — Мы,
евреи, всегда
выкрутимся…
Исторически
обусловлено.
— Черт
знает что. У
нас в столице
был случай,
когда заставили
в музее кремневые
пистолеты
семнадцатого
века засверливать
— ну, понятно,
натуральное
гангстерское
оружие…