Ненадолго
задумавшись,
Инга сказала:
— Ничего
путного. Девочка
из Сибири, на
чужом поле…
Не моя делянка.
— Со
мной в точности
так же обстоит, —
сказал Смолин. —
Калибр, масштаб,
делянка… Мне
в жизни не
приходилось
продавать
предметы, чья
стоимость
начинается
с миллиона
убитых енотов.
Черт, даже
стотысячных
предметов не
приходилось
толкать… За
исключением
одного случая,
к антиквариату,
в общем, отношения
не имевшего…
Здесь в Шантарске
попросту нет
людей, способных
выложить миллион
зеленых за яйцо
Фабера. Продавать
их можно исключительно
в Москве… а
нужных для
этого связей
у меня нет. Мелочовку
кой-какую удавалось
там продавать-покупать,
так это ж мелочовка…
У меня нет подходов
к тем, кто может
заплатить. А
если я начну
искать эти
подходы через
столичных
знакомых, включится
механизм, прекрасно
мне знакомый
по нашему славному
городу. Нет, я
не говорю, что
меня моментально
пристукнут.
Просто-напросто
механизм давным-давно
отработан, что
в столицах, что
здесь. Провинциальному
валенку невероятно
трудно, почти
невозможно
получить настоящую
цену за раритет,
будь он сто раз
подлинным. В
том-то и беда,
что раритет
подлинный…
У всех, к кому
бы я ни обратился,
моментально
вспыхнет жгучее
желание обштопать
лоха, кинуть
по полной… как
и у нас, откровенно
говоря, оно бы
вспыхнуло,
появись сторонний
лох, сжимающий
в кармане потной
ручонкой что-нибудь
чертовски
ценное. Я не
плохой и москвичи,
в общем, не монстры.
Просто в любом
бизнесе есть
железные правила
игры и неписаные,
но совсем уж
железобетонные
традиции… В
лучшем случае
мне дадут… мне
с таким видом,
словно делают
величайшее
одолжение,
дадут этак
полмиллиончика
баксов за все.
За все семь. И
никак иначе.
Они будут вежливо
улыбаться,
красивыми
словами объяснять,
что другого
выхода у меня
попросту нет…
и самое поганое,
будут правы.
У меня нет прямых
выходов на
таких покупателей.
И не известно,
будут ли вообще…
— А
«Сотби»? «Кристи»?
И что там еще?
— Опять-таки
чужое игровое
поле, — сказал
Смолин. — Я не
знаю, как там
играют, как
вообще выходят
на подобные
ярмарки. И наконец…
Ну да, прямой
криминал. Сейчас
я от него не
страдаю совершенно.
Серьезным людям
мы, в общем,
неинтересны.
А вот ежели кто
прознает, что
у меня в подвале
лежит семь
доподлинных
яиц Фабера…
В таких случаях
через труп
переступают,
как через бревно,
и вовсе не
обязательно
люди серьезные,
но и прельщенная
словом «миллионы
долларов»
мелкая шпана…
Ты ведь своими
глазами видела,
что произошло
меж двумя родными
братцами неделю
назад… — Смолин
взял ее за плечи,
повернул лицом
к себе и произнес
насколько мог
убедительнее:
— Милая, хорошая,
ты ведь умная…
Я тебя Христом-богом
заклинаю: в
жизни никому
ни словечка!
Это смерть.
Натуральная.
Где миллионы,
там смерть…
Сенсации — вещь
скоропортящаяся.
А потерять
можно все. Я
тебя прошу…