Ужинали с большим аппетитом, а Залика выпил много белого вина «чхавери».
Даже Гуло, которая с тех пор, как захворала, редко прикасалась к еде, сегодня охотно поужинала и выпила стакан вина. После ужина Тамара постелила Элисабед и ее дочери в гостиной, а Залике и Туте в другой комнате, и не прошло и получаса, как сон увел в свое царство всех, кроме больной Гуло.
В доме князя NN все были встревожены. Вот уже четвертый день шел к концу, а князь все еще не возвращался из Озургети. Тревога эта усиливалась слухами о том, что восставшие крестьяне будто бы перехватили по пути ехавших в Озургети князей и дворян и всех их до единого перебили, а теперь собираются напасть на их поместья, чтобы предать их огню.
— Боже, как обнаглели мужики, эти сыны собачьи! — беспрестанно причитала княгиня.—Быть может, муж мой убит и труп его теперь валяется где-нибудь. Сиди и жди, когда спалят дом и все имущество. Лишь бы миновало нас несчастье, а там пусть эти мерзкие мужики убираются куда хотят.
Гуло упрекала мать:
— Ты сама настояла, чтобы он ехал в Озургети. Теперь слезы не помогут. Надо было раньше подумать о том, что нельзя бороться с народом. Восстало столько людей, что и правительству не справиться с ними.
Элисабед то оплакивала брата, то проклинала крестьян.
Георгий, Залика и Тамара утешали, как могли, напуганных господ, но в душе понимали, что, если представится случай, крестьяне отомстят своим мучителям.
По распоряжению княгини и обедали и ужинали с опозданием в надежде, что князь подоспеет к столу. Но князь не являлся. — Что нам теперь делать, Георгий? — обратилась княгиня к своему приемному сыну. — Уже четвертый день, как нет князя. Не послать ли нам завтра человека в Озургети?
— Посылать никого нельзя. По дороге, вероятно, везде пикеты, нашего человека могут задержать
— Господи, да что же это такое! И проехать по дорогам нельзя! Разве это хорошо, разве это справедливо? — запричитала княгиня.
— Это временно, чтобы не дать нам возможности: принять меры против восставших. А потом и дороги станут свободными и все наладится. Когда у них появится уверенность, что мы ничего против них не замышляем, что им дадут право существовать на равных с нами правах, они помирятся с нами и сделаются, добрыми соседями.
— Что же тут хорошего! Князья и их крепостные станут товарищами, равными, как братья! Лучше всем нам умереть, чем дожить до этого! — злобно сказала княгиня.
Ее поддержала Элисабед, и они снова принялись бранить безрассудных крестьян. Вдруг со двора донесся ожесточенный лай собак. Все обмерли от страха, кроме Георгия и Залики.