Дальше получили вызов на бабку с пневмонией. А потом поехали на ДТП. Зря катались – гастарбайтер в оранжевом жилете ломаной куклой с суставами не в тех местах, отчего руки-ноги были согнуты не так, как должно, лежал на капоте легковушки и по его лицу, вбитому в расквашенное лобовое стекло, было ясно, что наша помощь тут ни к чему. Ну проверили пульс, то да се… Без толку, убило его сразу.
Похряли на подстанцию, и я вполне рассчитывал вздремнуть минут несколько в салоне. Даже и задремал, когда ГРОХНУЛО, и все смешалось в доме Облонских. Хотя на самом деле это я сейчас так излагаю, а тогда я получил по спине и башке, башку чуть не оторвало каким-то диким рывком в сторону, аж в шее хрустнуло что-то. На меня посыпалось что-то разное всякое, и на пару минут я потерял понимание того, где у меня верх, где низ и где я вообще нахожусь.
Вроде и сознание не терял… Или терял? Короче говоря, некоторое время я не мог понять, где я. То есть умом помнил, что в машине, но все как-то было неправильно. Взгляд цеплялся за совершенно знакомые предметы, только они – и я сам – были размещены очень непривычно. Мысли метались в голове как мячик от пинг-понга. Вдруг, как это бывает, картинка вмиг стала ясной. Просто я лежал на спине, вверху видел боковую стенку салона, а на мне лежало ворохом все оборудование, включая носилки. Ощупал себя, вроде цел. Шея побаливает, головой явно треснулся, но так вроде цел. Нашел руками свои ноги, посбрасывал с себя всякое добро и с трудом среди всего этого погрома встал на четвереньки. Кое-как вылез через распахнутые почему-то задние дверки, с усилием выпрямился, для чего оперся о висящую в воздухе створку, и та грохнулась вниз прямо под рукой, хорошо не секундой раньше, когда вылезал. Доперло до меня наконец, что лежит наша машинка на боку. Впилился кто-то в нас, вот мы и улеглись. «Скорые» часто так опрокидываются, центр тяжести у нас высоковато задран.
Поплелся по-стариковски к кабине. Водитель наш, страшный матерщинник Ершов, названивал куда-то по мобиле, уже стоя рядом с опрокинутым автомобилем. Но мне сейчас было важнее узнать, что со Светкой Куренковой, моей напарницей, которая сидела в кабине. Она так и продолжала там сидеть, причем сердце у меня сразу упало – очень много крови – и лицо, и светлые волосы, и руки в кровище, и литься продолжает. Сидит, правда, не на сиденье уже, а вертикально, не на боку, но кольнуло то, что всегда ручки у Светки были очень ловкие, а тут она как-то нелепо, словно деревянные они у нее стали, ощупывает себе окровавленное лицо.